Романы в письмах: любовная переписка великих людей, покорившая мир. Письмо мудрой женщины

Все мы любим так же, как понимаем мир. История любви каждого человека — точный слепок с истории его отношений к миpy вообще. (...)

Предлагаемая вниманию читателей книга не является сборником писем эротических в тесном значении этого слова... Эта книга имеет характер исключительно психологический; она задаётся целью поставить читателя перед зрелищем души, глубоко и сильно переживающей всякое чувство, полнозвучно отзывающейся на всякое проходящее перед нею явление, — одним словом, перед зрелищем души, озарённой любовью ().

Пишу, не видя. Я пришёл; хотел поцеловать у вас руку и удалиться. Придётся, однако, удалиться без этой награды; но развe я уже не буду достаточно вознаграждён, засвидетельствовав вам, как я вас люблю? Теперь 9 часов; я пишу вам, что люблю вас. По крайней мере, я хочу это написать, но не уверен, — послушно ли мне перо. Не придёте ли вы, чтобы я мог вам это сказать и исчезнуть? Прощайте, моя София, прощайте; ваше сердце, значит, не говорит вам, что я здесь? Первый раз я пишу в сумерках: это положение должно бы привести меня в очень нежное настроение. Но я чувствую лишь одно: я бы не ушёл отсюда. Надежда увидеть вас удерживает меня здесь, и вот я продолжаю беседовать с вами, даже не зная, — выходят ли у меня буквы! Повсюду, где их не будет, — читайте, — я вас люблю ().

Я не буду посещать вас часто, ибо впредь вы должны видеть меня только в те минуты, когда я уверен, что могу явиться к вам с весёлым, покойным лицом. Прежде в страданиях и тоске искал я твоего дома: откуда хотел получить утешение, туда вносил тревогу и страдания. Этого впредь не должно быть! Поэтому, если ты долгое время меня не увидишь, то помолись за меня в тишине! Ибо знай тогда, что я страдаю! Если же я приду, то будь уверена, что я принесу в ваш дом светлый дар моего существа, дар, который, быть может, дано расточать только мне — так много и так добровольно страдавшему ().

Дорогая Элеонора, позвольте мне назвать вас этим именем, напоминающим мне жгучие чтения вместе с увлекавшим меня тогда сладким призраком и вашу собственную жизнь, столь порывистую, бурную и отличную от того, чем бы она должна была быть. Дорогая Элеонора, вам известно, что я испытал на себе всю силу вашего обаяния и обязан вам тем, что любовь имеет самого сладостного. От всего этого у меня осталась одна привязанность — правда, очень нужная, и немного страха, которого я не могу побороть в себе. Если вам когда-нибудь попадутся на глаза эти строки, я знаю, что вы тогда подумаете: «он оскорблён прошлым, вот и всё; он заслуживает, чтоб я его вновь...» Не правда ли?

А между тем, если бы я, принимаясь за перо, вздумал вас спросить о чём-нибудь, то я, право, не знал бы, о чём. Да... разве о дружбе. Эта просьба была бы вульгарна, как просьба нищего о куске хлеба. На самом же деле мне нужна ваша интимность... А между тем вы всё так же хороши, как в тот день, когда ваши губы коснулись моего лба. Я чувствую ещё до сих пор их влажность... ().

Но и тогда, и теперь я лгал перед собой. Ещё тогда я мог бы оборвать всё и опять пойти в свой монастырь одинокого труда и увлечения делом. Теперь я ничего не могу, а чувствую, что напутал у вас в семействе; что простые, дорогие отношения с вами, как с другом, честным человеком, потеряны. И я не могу уехать и не смею остаться. Вы честный человек, руку на сердце, не торопясь, ради Бога не торопясь, скажите, что мне делать? Чему посмеёшься, тому поработаешь. Я бы помер со смexy, если бы месяц тому назад мне сказали, что можно мучаться, как я мучаюсь, и счастливо мучаюсь это время. Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в ceбе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно! ().

Остальные иллюстрации: с. , .

Содержание
Нинон де Ланкло — маркизу Севинье

Дидро — г-же Волан
Мирабо — Софии Монье
София Монье — Мирабо
Гёте — г-же фон Штейн
Гёте — Христиане Вульпиус

Г-жа Ролан — Леонарду Бюзо


Фихте — Иоганне Марии Ран
Г-жа Сталь — Бенжамену Констану
Г-жа Сталь — А.В.Шлегелю
Бенжамен Констан — г-же Рекамье
Шатобриан — неизвестной молодой девушке
Наполеон — Жозефине

Наполеон — императрице Mapии-Луизе
Императрица Жозефина — Наполеону
Люсьен Бонапарт — г-же Рекамье

Гёльдерлин — Луизе Наст
Генрих Клейст — Вильгельмине фон Ценге
Бёрне — Генриетте Герц
Кернер — своей Рикеле (Фредерике Эман)
Гейне — Камилле Зельден
Ленау — Софии Лёвенталь
Шуман — Кларе Вик. Клара Вик — Шуману
Геббель — Элизе Лензин
Уго Фосколо — Антониеттe Фагнани-Арезе

Лорд Байрон — Августе Лейг
Лорд Байрон — графине Гвиччиоли
Джордж Бруммель — леди Джэн
Г-жа Шарль («Эльвира») — А.Ламартину
Бальзак — г-же Ганской

Жюльетта Друэ — Гюго
Гортензия Алларт де Меритенс — Сент-Бёву
Стендаль — Менте (графине Клементине Кюриаль)
Флобер — г-же X

Жорж Занд — доктору Пагелло
Альфред Мюссе — г-же Жорж Занд
Альфред Мюссе — Эмэ д"Альтон, впоследствии г-же Поль Мюссе

Эдгар По — Елене Уитман
Эдгар По — Анни

Джузеппе Мадзини — Джудитте Сидоли
Джузеппе Гарибальди — Аните
Лист — г-же С...

Бисмарк — невесте Иоганне Путкаммер
Гервег — невесте Эмме


Фердинанд Лассаль — Елене фон Деннигес
Елена фон Деннигес — Фердинанду Лассалю
Генрих Ибсен — Эмилии Бардах
Гамбетта — Леони Леон
Г.Р.Державин — невесте
Императрица Екатерина II — Потёмкину
Князь Потёмкин — Екатерине II
Гоголь Василий Афанасьевич (отец поэта) — невесте Марии Ивановне

B А Жуковский — М.А.Протасовой

Князь П.А.Вяземский — жене, урожд. кн. Гагариной
B.Ф.Раевский — неизвестной
Н.И.Надеждин — Е.В.Сухово-Кобылиной
Н.Н.Огарев — невесте и впослед. жене его, М.Л.РославлевоЙ
И.П.Галахов — М.Л.Огарёвой
М.Л.Огарёва — И.П.Галахову
Е.С.Норова — П.Я.Чаадаеву
E.Г.Левашева — П.Я.Чаадаеву
В.Г.Белинский — невесте, впоследствии жене, М.В.Орловой
А.И.Герцен — Н.А.Захарьиной
Н.А.Захарьина — А.И.Герцену

И.С.Тургенев — Полине Виардо
Н.Г.Чернышевский — жене

Г.И.Успенский — А.В.Бараевой, впоследствии его жене
Влад. Серг. Соловьёв — Е.В.Романовой, впоследствии Селевиной
A.И.Эртель — М.В.Огарковой, впоследствии его жене

Также в нашем ЖЖ: Почерк Вольтера, Листа, Гюго и других знаменитостей | Дневник Пушкина 1933-1935 года |

GIF-ки, смайлики и интернациональное love you в различных мессенджерах отлично помогают выразить чувства здесь и сейчас. Мы настолько привыкли к этому, что порой забываем – так было не всегда! Предлагаем окунуться в романтическую атмосферу прошлых эпох и познакомиться с удивительными историями любви тех, у кого было только одно доступное средство общения – письма (а заодно поучиться у них эпистолярному мастерству).

Помните сцену, когда в первой части фильма «Секс в большом городе» Кэрри Брэдшоу зачитывается «Любовными письмами великих людей»? Кстати, говорят, что именно после выхода картины в 2008 году, спрос на книгу, которой никогда не существовало (имеется в виду именно сборник, а не изданные переписки отдельных людей или автобиографии), был настолько большой, что ее пришлось срочно издать. Мы понимаем героиню Сары Джессики Паркер – трудно найти что-то более красивое, волнующее, трогательнее, чем эти безупречные образцы отражения в словах переживаемой гаммы чувств и эмоций! Для вас мы отобрали самые невероятные истории любви и самые изящные письма, их иллюстрирующие.

Сестры Шарлотта и Зинаида Бонапарт, фрагмент картины работы Жака-Луи Давида, 1821 год

Кто кому: Наполеон Бонапарт – Жозефине

«Моя единственная Жозефина - вдали от тебя весь мир кажется мне пустыней, в которой я один... Ты овладела больше чем всей моей душой. Ты - един­ственный мой помысел; когда мне опостылевают докучные существа, называемые людьми, когда я готов проклясть жизнь, - тогда опускаю я руку на сердце: там покоится твое изображение; я смотрю на него, любовь для меня абсолютное счастье... Какими чарами сумела ты подчинить все мои способности и свести всю мою душевную жизнь к тебе одной? Жить для Жозефины! Вот история моей жизни...»

Наполеон Бонапарт же­нился на Жозефине в 1796 году. Ему было 26, ей – 32. Впоследствии, он объяснял этот авантюрный со всех точек зрения поступок не страстью, а расчетом – мол, думал, что вдова де Богарне богата. Не верим! Трезвый ум не оставляет места для такой нежности чувств и такой отчаянной любви, которыми дышали первые письма Наполеона к обожаемой Жозефине. Первые письма были написаны французом сразу после свадьбы, часть – из Италии, где он командовал французскими войсками, какие-то – с поля боя австрийской войны 1805 года. Да, Наполеон развелся с Жозефиной из-за ее (и своих собственных) измен и бесплодия, но хорошие отношения вкупе с доверительной перепиской, бывшие супруги сохранили до конца жизни. 16 апреля 1814 года Наполеон написал Жозефине последнее письмо («Падение мое бездонно. Прощайте, моя дорогая Жозефина. Смиритесь, как смирился я. Никогда не забывайте того, кто не забывал Вас. Никогда Вас не забуду») и отправился в ссылку на остров Эльба.

Кто кому: Дени Дидро – Софи Волан

«Вы здоровы! Вы думаете обо мне! Вы любите меня. Вы всегда будете любить меня. Я верю Вам, теперь я счастлив. Я снова живу. Я могу разговаривать, работать, играть, гулять – делать все, что вы пожелаете. Должно быть, я был слишком мрачен последние два или три дня. Нет! Моя любовь, даже Ваше присутствие не обрадовало бы меня больше, чем Ваше первое письмо. С каким нетерпением я ждал его! Мои руки дрожали, когда я открывал конверт. Лицо мое исказилось; голос срывался, и если бы тот человек, что передал мне Ваше письмо, не был тупицей, он бы подумал: «Он получил весточку от матери, или от отца, или от кого-то, кого он сильно любит». В тот момент я был близок к тому, чтобы послать Вам письмо с выражением великого беспокойства. Когда Вы развлекаетесь, Вы забываете, как сильно страдает мое сердце… Прощайте, моя дражайшая любовь. Я люблю Вас пылко и преданно. Я любил бы Вас еще сильнее, если бы знал, что это возможно.»

Портрет Дидро работы Луи-Мишеля ван Лоо (1767 г.)

Издание любловных писем Дидро к Софи Волан, 1982 год

«Письменная» история любви Дени Дидро, французского просветителя, писателя, философа и Софи Волан длилась 13 лет. 42-летний Дидро встретил 38-летнюю Луизу-Генриетту Волан на званом вечере. Он был несчастливо женат, она – одинока. К сожалению, в истории не осталось ни одного изображения женщины, известно лишь, что она носила очки и была слаба здоровьем. Скорее всего, она не была красива, но поразила Дидро живостью ума, любознательностью и изучала науку и философию. Покоренный этими качествами, Дидро окрестил ее «мадмуазель Софи» (в переводе с греческого это имя означает «мудрость»). Ничего не значащий обмен записками перерос в глубокое чувство. Великий просветитель, испытывавший до конца жизни значительные финансовые затруднения, продолжал жить обычной жизнью с опостылевшей женой и взрослеющей дочкой и обмениваться страстными посланиями с тайной возлюбленной (письма летели к ней даже из далекой России, куда Дидро приезжал в 1773 году). Этой истории не суждено было перерасти словесные рамки: он так и не развелся, она так и не вышла замуж и не познала радость материнства. Дидро написал Софи свыше 550 писем (лишь 187 из них сохранились до наших дней) и пережил свою возлюбленную всего на 5 месяцев.

Многолетняя переписка пары, полная драм, глубоких переживаний и чувств, была настолько обширной, что спустя какое-то время после смерти Дидро ее опубликовали отдельной книгой его потомки.

Кто кому: Отто Бисмарк – Иоганне Путкаммер

«Благополучно приехал сюда, все уже обследовал, и к моему огорчению убедился, что, как всегда, приехал чересчур рано. Лед на Эльбе еще крепок, и все в порядке. Пользуюсь свободным получасом в скверной гостинице, чтобы написать тебе на сквер­ной бумаге хоть несколько слов. Как только сойдет вода (что, впрочем, еще отнюдь не начиналось), полечу снова на север, на по­иски цветка пустыни, по выражению моего двоюродного брата. Как только приеду в Шенгаузен, напишу тебе подробнее, а пока лишь ─ немногие знаки жизни и любви; лошади бьют копытами землю, ржут и поднимаются на дыбы у дверей, сегодня у меня еще много дел. Сердечный привет твоим или si j’ose dire нашим родным. Твой с головы до пят. Поцелуев писать нельзя. Будь здорова»

Отто Бисмарк женился Иоганне фон Путкаммер в 1847 году. В течение двух лет до брака – в это время как раз начала набирать обороты военная карьера Бисмарка – влюбленные вели очень интересную переписку, в которой письма будущего «железного канцлера» к невесте были полны неж­ности и экспрессивности. Роман Бисмарка в письмах получил неожиданное продолжение спустя значительное время после свадьбы – уже Иоганна фон Бисмарк получала письма-анонимки с подробным описанием приключений ее 47-летнего мужа, выполнявшего на тот момент миссию посла Пруссии в Париже, с 22-летней княгиней Екатериной Орловой-Трубецкой. Мало что известно об этой странице личной жизни великого канцлера, который отличался не только крепкой волей, но и завидной верностью – анонимки Иоаганна тут же сжигала. Окружающие много злословили на счет Иоганны: красотой и стилем она не блистала, зато оказалась умна и дальновидна – брак оказался на редкость удачным. Супруги во всем поддерживали друг друга: она рожала детей и практически жила его жизнью, он тосковал в отъездах и даже после 40 лет брака обращался к ней в письмах не иначе как «любимая» и посылал самые теплые сердечные приветы.

Кто кому: Оноре де Бальзак – Эвелине Ганской

«Моя душа летит к Вам вместе с этими листками, я, как умалишенный, разговариваю с ними обо всем на свете. Я думаю, что они, добравшись до Вас, повторят мои слова. Невозможно понять, как эти листки, наполненные мной, через одиннадцать дней окажутся в Ваших руках, в то время как я останусь здесь… О да, дорогая моя звезда, во веки веков не отделяйте себя от меня. Ни я, ни моя любовь не ослабеет, как не ослабеет и Ваше тело с годами. Душа моя, человеку моих лет можно верить, когда он рассуждает о жизни; так верьте: для меня нет другой жизни, кроме Вашей. Мое предназначение исполнено. Если с Вами случится несчастье, я похороню себя в темном углу, останусь, забытый всеми, не видя никого в этом мире; allez, это не пустые слова. Если счастье женщины - знать, что она царит в сердце мужчины; что только она заполняет его; верить, что она духовным светом освещает его разум, что она его кровь, заставляющая биться его сердце; что она живет в его мыслях и знает, что так будет всегда и всегда. Eh bien, дорогая повелительница моей души, Вы можете назвать себя счастливой; счастливой senza brama, потому что я буду Вашим до самой смерти. Человек может пресытиться всем земным, но я говорю не о земном, а о божественном. И одно это слово объясняет, что Вы значите для меня»

Письма всегда играли важную роль в жизни Оноре де Бальзака. С тех пор, как литературная среда его признала, французу с весьма посредственной внешностью ежедневно доставляли мешки писем от поклонниц с просьбами о свидании. Одно из них, подписанное загадочно и просто – «Чужестранка», заинтриговало его. Под псевдонимом скрывалась очаровательная 32-летняя француженка. Эвелина Ганская была замужем и поначалу совсем не прельстилась Бальзаком (слишком уж отличался вид реального персонажа – тучный и болезненный – от того, что она себе напредставляла, читая его опусы в газетах и журналах). Оноре не остановил ни этот факт, ни разница в возрасте – они стали переписываться. За обменом письмами протекали дни, месяцы и годы. Общий стаж переписки Бальзака и Ганской составил 17 лет. После того, как муж Эвелины скончался, они наконец-то смогли пожениться. Увы, счастье было недолгим – спустя 5 месяцев Бальзак скончался.

Кто кому: Бетховен ─ «Бессмертной возлюбленной»

«Едва проснулся, как мысли мои летят к тебе, бессмертная любовь моя! Меня охватывают то радость, то грусть при мысли о том, что готовит нам судьба. Я могу жить только с тобой, не иначе; я решил до тех пор блуждать вдали от тебя, пока не буду в состоянии прилететь с тем, чтобы броситься в твои объятия, чувствовать тебя вполне своей и наслаждаться этим блаженством. Твоя любовь делает меня и счастливейшим, и несчастнейшим человеком в одно и то же время; в моих годах требуется уже некоторое однообразие, устойчивость жизни, а разве они возможны при наших отношениях? Будь покойна; только спокойным отношением к нашей жизни мы можем достигнуть нашей цели ─ жить вместе. Душа моя – прощай ─ о, люби меня по-прежнему ─ не сомневайся никогда в верности любимого тобою Л. Навеки твой, навеки моя, навеки мы ─ наши»

Один из величайших композиторов за всю историю музыки Людвиг ван Беховен, не смотря на то, что был чрезвычайно влюбчив, никогда не был женат. Возможно, причиной тому был его скверный характер – мрачный, раздражительный, мизантропичный, который становился все хуже по мере развития такой катастрофичной для музыканта глухоты. Уже после смерти Бетховена в 1827 году в его личных вещах были найдены обезличенные страстные послания, написанные карандашом. Точного адресата, т.е. имя той самой «Бессмертной возлюбленной», установить не удалось, но найденный рядом миниатюрный потрет Джульетты Гвиччарди намекает на то, что им могла быть итальянская аристократка, одно из самых серьезных сердечных увлечений Бетховена. Брак 30-летнего Людвига и Джультетты, которой на момент их знакомства в Вене в 1800 году не исполнилось и 17-ти, едва ли мог состояться – девушка принадлежала к старинному аристократическому роду, а музыкант был безызвестен и беден. Родные, заметив их странное сближение, поспешили выдать юную красавицу замуж и отправить на родину в Италию, а Бетховен собрал в кулак оставшиеся силы, продолжил жизнь практически в полной глухоте и создал свои величайшие шедевры.

Кто кому: Александр Пушкин – Наталье Гончаровой

«Я отправляюсь в Нижний, без уверенности в сво­ей судьбе. Если ваша мать решилась расторгнуть нашу свадьбу, и вы согласны повиноваться ей, я подпишусь подо всеми мотивами, какое ей будет угодно привести мне, даже и в том случае, если они будут настолько основательны, как сцена, сделанная ею мне вчера, и оскорбления, которыми ей угодно было меня осыпать. Может быть, она права, и я был неправ, думая одну минуту, что я был создан для счастья. Во всяком случай, вы совершенно свободны; что же до меня, то я даю вам честное слово принадлежать только вам, или никогда не жениться»

Российское национальное достояние, поэт Александр Пушкин женился на одной из первых московских красавиц Наталье Гончаро­вой в 1831 году. Общественность была не слишком доброжелательно настроена к семье: говорили, что Наталья Николаевна – пустоголовая кокетка, а Александр Сергеевич – вольнодумец, женившийся по прихоти и для статусности. Опубликованная после смерти поэта его переписка с невестой и женой (сегодня доступна в букинистических изданиях) развеяла этот клеветнический туман: содержание и тон писем (особенно в период «острой» влюбленности) не оставляет сомнений – Пушкины поженились по любви, а в их семье царили нежность, уважение и доверие.

«Опять берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ног ваших, что я все вас люблю, что иногда ненавижу вас, что третьего дня говорил про вас ужасы, что я целую ваши прелестные ручки, что снова перецеловываю их в ожидании еще лучшего, что больше сил моих нет, что вы божественны и проч.»

Кто кому: Иван Тургенев ─ Полине Виардо

«Доброй ночи ─ надо ложиться. Прежде чем заснуть, буду читать дневник моей матери, который только случайно избежал огня. Если б я мог увидеть вас во сне... Это случилось со мною четыре или пять дней тому назад. Мне казалось, будто я возвращаюсь в Куртавнель во время наводнения: во дворе, поверх травы, залитой водою, плавали огромные рыбы. Вхожу в переднюю, вижу вас, протягиваю вам руку; вы начинаете смеяться. От этого смеха мне стало больно... не знаю, зачем я вам рассказываю этот сон. Доброй ночи. Да хранит вас бог... Кстати, по поводу смеха, все тот же ли он у вас очаровательно искренний и милый ─ и лукавый? Как бы я хотел хоть на мгновение услышать его вновь, этот прелестный раскат, который обычно наступает в конце... Спокойной ночи, спокойной ночи»

Светлая и пронзительно-грустная история – чувство, которое пронес через время Иван Тургенев к Полине Виардо. Он влюбился в дочь известного испанского певца Мануэля Гарсиа сразу, как только увидел ее на концерте, долго ждал возможности приблизиться и познакомиться, а после – просто любил. Он следовал за ней повсюду («Судьба не послала мне собственного моего семейства, и я прикрепился, вошел в состав чуждой семьи, и случайно выпало, что это семья французская. С давних пор моя жизнь переплелась с жизнью этой семьи. Там на меня смотрят не как на литератора, а как на человека, и среди ее мне спокойно и тепло. Переменяет она место жительства – и я с нею; отправляется она в Лондон, Баден, Париж – и я переношу свое местопребывание с нею»), постоянно терзался сомнениями и страдал. Она же с достоинством позволяла ему себя любить, держась корректно и уважительно. Бросаясь в омуты новых влюбленностей, Тургенев, казалось, отчаянно пытался избавиться от болезненного чувства к Виардо. Роковая привязанность, продолжавшаяся почти 40 лет, подкреплялась письмами, тон которых иногда порой заставлял усомниться в платонических отношениях русского писателя и французской певицы.

Кто кому: Пьер Кюри ─ Мари Склодовской

«Ничто не может доставить мне большего удовольствия, чем весточка от Вас. Перспектива жить два месяца, ничего о Вас не зная, для меня совершенно невыносима. Я хочу сказать, Ваша маленькая записка была более чем желанна. Надеюсь, Вы надышитесь свежим воздухом и вернетесь к нам в октябре. Что до меня, то я никуда не поеду. Останусь в деревне, здесь я провожу целый день перед открытым окном или в саду. Мы обещали друг другу быть, по крайней мере, близкими друзьями. Только бы Вы не передумали! Ведь нет таких обещаний, которые связывают навеки; наши чувства не подчиняются усилию воли. Как было бы прекрасно (об этом я не смею даже думать) вместе пройти по жизни, мечтая. Ваша патриотическая мечта, наша гуманитарная мечта и наша научная мечта. Посмотрите, что получается: мы решили, что станем друзьями, но если Вы уедете из Франции через год, это будет слишком платоническая дружба, дружба двух созданий, которые никогда больше не увидят друг друга. Не лучше ли Вам остаться со мной? Я знаю, эта тема Вас расстраивает, Вы не хотите обсуждать ее снова и снова. Так что я, поднимая ее, в любом случае чувствую себя недостойным Вас. Я хотел просить разрешения случайно встретиться с Вами во Фрайбурге»

Гениальное дарование (получив только домашнее образование, он в 16 лет сам поступил в университет) Пьер Кюри встретил свою любовь в парижской Сорбонне. Полячка Мари Склодовская была бедной студенткой, которой отсутствие денег и плохое знание языка не помешали стать блестящей ученицей. Ей было 27, ему – 35. Оба успели зарекомендовать себя блестящими физиками и с осторожностью думали о возможном браке. Точнее, думал Пьер. Маня, как он нежно называл ее, собиралась возвращаться на родину, в Варшаву. Она ответила на предложение руки и сердца отказом. Именно мягкими, но настойчивыми попытками переубедить Мари и наперекор всему соединить судьбы стала переписка влюбленных летом 1894-го. Их союз оказался очень плодотворным – в 1903 году супруги получили Нобелевскую премию за открытие радиоактивности. Их разлучил автомобиль, лихо мчащийся по одной парижских улиц, под колеса которого попал Пьер. После трагедии Мари получила еще одну Нобелевскую премию – в области химии, а замуж больше так и не вышла

Фото: Getty Images, архивы пресс-служб

…но я всё не верила. События заставили поверить…

Попробую понять, что же завораживает мужчин – не с целью похвастаться (у меня есть другие достижения, более мне важные), а с целью помочь читательницам.

Оговорюсь только, что ничего ослепительного в моей внешности нет; всё обыкновенное.

И еще одна оговорка: я анализирую реакцию мужчин моего возраста и старше. И тех, кто моложе лет на десять. Может быть, нравлюсь и тем, кто еще моложе, но об этом думать не хочу.

Я - мужская мечта

Однажды мой муж написал: «От Светланы Ермаковой шалеют практически все мужчины, которые с ней разговаривают. Она – мужская мечта».

Сначала я смутилась, замахала руками. Но потом поняла: а ведь прав!

Мужчина, поговорив со мной, вдруг понимает: женщины, о которых он мечтал - есть! Вот одна рядом сидит... А он-то с некоторых пор думал: все бабы одинаковы, смысла нет разводиться, искать, рисковать...

Понимаю, как это нахально: объявить себя мужской мечтой. Но истина дороже.

Итак, от чего они охреневают?

От чего они охреневают

Так завораживают не только мужчин, но и читателей, и зрителей. Мы с мужем пишем книги в соавторстве и давно вывели закон первой страницы.

На первой странице, в первых же предложениях, дай читателю уверенность, что ты знаешь и разделяешь его тайные мысли, страхи и мечты. Что ты всё понимаешь и ни за что не осуждаешь. Что его любишь.

То же самое сказал недавно в телеинтервью актер Дмитрий Дюжев; он объяснял, как завоевать зрительный зал: «Сразу дай им понять: да-да-да-да-да!… всё знаю, всё понимаю, всё хорошо… и всё будет хорошо…».

А психолог Наталья Ивлева вот что написала мне:

«Наташа, тебя же все хотят! – говорит мой коллега. Раньше меня это удивило бы, сейчас не удивляет. Просто потому, что я точно знаю, как я нравлюсь, каким образом.

У меня на лбу написано, что я не укушу, не облаю, не поставлю двойку. Я всегда готова поддержать разговор, что с удовольствием и делаю. Часто завожу разговор сама, просто так, на ровном месте».

О ровных местах. Их много. Автобусы, лифты, магазины. Везде можно заговорить с мужчиной и одной фразой дать понять, что он встретил свою мечту.

Ну вот, еду я в лифте, с незнакомым мужчиной. Просто попутчиком по лифту. Смотрюсь в зеркало, поправляю волосы и спрашиваю его: красивая?

Он подтверждает - красивая! - и готов! Готов есть из моих рук. Не потому, что я так уж хороша в свои пятьдесят (тогда мне было пятьдесят), а потому…

Ох, это трудно описать словами. И потому, что я смеялась, и потому, что я смелая, и потому, что я больше ничего от него не хотела, и потому, что я его любила.

Это очень важно: показать мужчине, что ты его любишь, просто, как человека, чудо природы. Любите мужчин. Они ответят.

Мужчины боятся недо-умных женщин

Вот и получается, что мужчины любят (долго и нежно) умных женщин. Они их не боятся, как принято считать. Боятся они недо-умных, их еще ошибочно называют остроумными.

Недо-умные любят мужчин вышучивать и чаще других одиноки.

С остроумными и умными, мужчине, наоборот, уютно и интересно.

Так я думаю.

Кружевной воротничок, как виагра

Но! Есть еще одно сильнодействующее средство! Просто виагра для мужчин! Как только я поняла, насколько неотвратимо это средство действует, я стала им нагло пользоваться!

У каждого мужчины в раннем детстве сформирован сексуальный идеал. И, когда бывший мальчик встречает женщину, напоминающую этот идеал, он в нее безотчетно влюбляется.

Да! Всего-то! Надо одеться-причесаться так, чтобы напомнить ему принцессу из книжки, маму за праздничным столом, героиню черно-белого фильма…

И, значит, я ношу круглые белые воротнички, часто кружевные. И косы укладываю короной или валиком. И губы крашу бордовой помадой. Люблю платочки и шляпки. И никаких брюк, только пышные юбки.

Однажды моя подруга специально наблюдала, как на меня реагируют мужчины, на одном из официальных мероприятий. Я была в бархатном рыже-коричневом платье, с кружевным воротничком, косы – короной. Оказалось, что мужчины старались перемещаться в пространстве зала так, чтобы быть как можно ближе ко мне. Поверим?..

Конечно, этот мой образ красотки пятидесятых годов действует гипнотически только на мужчин моего времени, тех, кому сейчас пятьдесят и больше. Но правило общее: чем женственнее ты одета, тем больше шансов зацепить мужской взгляд и сердце.

Хотя… допускаю, что когда-нибудь бывших мальчиков будут возбуждать женщины в джинсах и кроссовках.

Оживление

Но! Всепонимающая и женственная еще должна быть энергичной! Она не может быть полудохлой! Энергичность – непременное качество женщины, если она хочет завораживать мужчин. Но это свойство врожденное, быть энергичной не научишься.

А где моя роскошь?

В советские бесколбасные времена моя подруга столкнулась на улице со своим мужем, идущим к буфетчице-любовнице. Мужа она так любила, что прощала всё; поэтому только сказала: «К буфетчице своей пошел? Ну, хоть колбаски-то налюби!»

Понятно, что слово «налюби» было чуть короче.

Вот и я, ох, много бы могла «налюбить», если бы занималась этим промыслом. Но мы с мужем на главное место всегда ставили наши отношения, и на все встречи с высокопоставленными мужчинами ходили вместе. Охотно подписав первый договор, высокопоставленный ожидал, что в следующий раз я приду в его кабинет одна; но, к его досаде, я всегда приходила с мужем… Кто же будет давать деньги удачливому сопернику? Таких благородных мы почти не встречали.

Вот потому я и не живу в роскоши.

Зато меня любит муж. А колбасу мы не едим уже лет двадцать, считаем вредной.

И жизнь подтвердила…

Актера Пороховщикова спросили по ТВ, как должна быть одета женщина, чтобы ему понравиться. Он ответил: "Как моя мама. Платье в горошек, по фигуре, и волосы уложены короной". Он не сказал, а изобразил корону.

Что может быть приятнее голоса любимого человека? Что может быть долгожданнее его слов? Сейчас, что бы услышать предмет своего обожания нам достаточно набрать заветные цифры… А как же раньше? Как общались эти влюбленные, которые были разбросаны судьбой на расстояния? Раньше были письма, послания и записки, в которых таились самые нежные слова и самые искренние признания

Наполеон Бонапарт — Жозефине

«Не было дня, чтобы я не любил тебя; не было ночи, чтобы я не сжимал тебя в своих объятиях. Я не выпиваю и чашки чая, чтобы не проклинать свою гордость и амбиции, которые вынуждают меня оставаться вдалеке от тебя, душа моя. В самом разгаре службы, стоя во главе армии или проверяя лагеря, я чувствую, что мое сердце занято только возлюбленной Жозефиной. Она лишает меня разума, заполняет собой мои мысли.

Если я удаляюсь от тебя со скоростью течения Роны, это означает только то, что я, возможно, вскоре увижу тебя. Если я встаю среди ночи, чтобы сесть за работу, это потому, что так можно приблизить момент возвращения к тебе, любовь моя. В своем письме от 23 и 26 вантоза ты обращаешься ко мне на „Вы“. „Вы“ ? А, черт! Как ты могла написать такое? Как это холодно!..

Жозефина! Жозефина! Помнишь ли ты, что я тебе сказал когда-то: природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха. Ты перестала любить меня? Прости меня, любовь всей моей жизни, моя душа разрывается.

Сердце моё, принадлежащее тебе, полно страха и тоски...

Мне больно оттого, что ты не называешь меня по имени. Я буду ждать, когда ты напишешь его. Прощай! Ах, если ты разлюбила меня, значит, ты меня никогда не любила! И мне будет о чем сожалеть!»

Дени Дидро — Софи Волан

«Я не могу уехать, не сказав Вам нескольких слов. Итак, моя любимица, Вы ждёте от меня много хорошего. Ваше счастье, даже Ваша жизнь зависит, как Вы говорите, от моей любви к Вам!

Ничего не бойтесь, дорогая моя Софи; моя любовь будет длиться вечно, Вы будете жить и будете счастливы. Я никогда ещё не совершал ничего дурного и не собираюсь ступать на эту дорогу. Я весь Ваш — Вы для меня всё. Мы будем поддерживать друг друга во всех бедах, которые может послать нам судьба. Вы будете облегчать мои страдания; я буду помогать Вам в Ваших. Я смогу всегда видеть Вас такой, какой Вы были в последнее время! Что до меня, то Вы должны признать, что я остался таким же, каким Вы увидели меня в первый день нашего знакомства.

Это не только моя заслуга, но ради справедливости я должен сказать Вам об этом. С каждым днём я чувствую себя все более живым. Я уверен в верности Вам и ценю Ваши достоинства все сильнее день ото дня. Я уверен в Вашем постоянстве и ценю его. Ничья страсть не имела под собой больших оснований, нежели моя.

Дорогая Софи, Вы очень красивы, не правда ли? Понаблюдайте за собой — посмотрите, как идет Вам быть влюблённой; и знайте, что я очень люблю Вас. Это неизменное выражение моих чувств.

Спокойной ночи, моя дорогая Софи. Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин».

Джон Китс — Фанни Браун

«Милая моя девочка!

Ничто в мире не могло одарить меня большим наслаждением, чем твоё письмо, разве что ты сама. Я почти уже устал поражаться тому, что мои чувства блаженно повинуются воле того существа, которое находится сейчас так далеко от меня.

Даже не думая о тебе, я ощущаю твоё присутствие, и волна нежности охватывает меня. Все мои мысли, все мои безрадостные дни и бессонные ночи не излечили меня от любви к Красоте. Наоборот, эта любовь стала такой сильной, что я в отчаянии оттого, что тебя нет рядом, и вынужден в унылом терпении превозмогать существование, которое нельзя назвать Жизнью. Никогда прежде я не знал, что есть такая любовь, какую ты подарила мне. Я не верил в неё; я боялся сгореть в её пламени. Но если ты будешь любить меня, огонь любви не сможет опалить нас — он будет не больше, чем мы, окроплённые росой Наслаждения, сможем вынести.

Ты упоминаешь „ужасных людей“ и спрашиваешь, не помешают ли они нам увидеться вновь. Любовь моя, пойми только одно: ты так переполняешь моё сердце, что я готов превратиться в Ментора, едва заметив опасность, угрожающую тебе. В твоих глазах я хочу видеть только радость, на твоих губах — только любовь, в твоей походке — только счастье...

Всегда твой, моя любимая! Джон Китс»

Александр Пушкин — Наталье Гончаровой

Москва, в марте 1830 г. (Черновое, по-французски.)

«Сегодня — годовщина того дня, когда я вас впервые увидел; этот день в моей жизни. Чем более я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что моё существование не может быть отделено от вашего: я создан для того, чтобы любить вас и следовать за вами; все другие мои заботы — одно заблуждение и безумие.

Вдали от вас меня неотступно преследуют сожаления о счастье, которым я не успел насладиться. Рано или поздно, мне, однако, придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Мысль о том дне, когда мне удастся иметь клочок земли в... одна только улыбается мне и оживляет среди тяжелой тоски. Там мне можно будет бродить вокруг вашего дома, встречать вас, следовать за вами...»

Оноре де Бальзак — Эвелине Ганской

«Как бы хотелось мне провести день у Ваших ног; положив голову Вам на колени, грезить о прекрасном, в неге и упоении делиться с Вами своими мыслями, а иногда не говорить вовсе, но прижимать к губам край Вашего платья!..

О, моя любовь, Ева, отрада моих дней, мой свет в ночи, моя надежда, восхищение, возлюбленная моя, драгоценная, когда я увижу Вас? Или это иллюзия? Видел ли я Вас? О боги! Как я люблю Ваш акцент, едва уловимый, Ваши добрые губы, такие чувственные, — позвольте мне сказать это Вам, мой ангел любви.

Я работаю днём и ночью, чтобы приехать и побыть с Вами две недели в декабре. По дороге я увижу Юрские горы, покрытые снегом, и буду думать о снежной белизне плеч моей любимой. Ах! Вдыхать аромат волос, держать за руку, сжимать Вас в объятиях — вот откуда я черпаю вдохновение! Мои друзья изумляются несокрушимости моей силы воли. Ах! Они не знают моей возлюбленной, той, чей чистый образ сводит на нет все огорчение от их желчных выпадов. Один поцелуй, мой ангел, один медленный поцелуй, и спокойной ночи!»

Альфред де Мюссе — Жорж Санд

«Моя дорогая Жорж, мне нужно сказать Вам кое-что глупое и смешное. Я по-дурацки пишу Вам, сам не знаю почему, вместо того чтобы сказать Вам все это, вернувшись с прогулки. Вечером же впаду из-за этого в отчаяние. Вы будете смеяться мне в лицо, сочтете меня фразёром. Вы укажете мне на дверь и станете думать, что я лгу.

Я влюблён в Вас. Я влюбился в Вас с первого дня, когда был у Вас. Я думал, что исцелюсь от этого очень просто, видясь с Вами на правах друга. В Вашем характере много черт, способных исцелить меня; я изо всех сил старался убедить себя в этом. Но минуты, которые я провожу с Вами, слишком дорого мне обходятся. Лучше уж об этом сказать — я буду меньше страдать, если Вы укажете мне на дверь сейчас...

Но я не хочу ни загадывать загадок, ни создавать видимость беспричинной ссоры. Теперь, Жорж, Вы, как обычно, скажете: „Ещё один докучный воздыхатель!“ Если я для Вас не совсем первый встречный, то скажите мне, как Вы сказали бы это мне вчера в разговоре о ком-то ещё, — что мне делать.

Но умоляю, — если Вы собираетесь сказать мне, что сомневаетесь в истинности того, что я Вам пишу, то лучше не отвечайте вовсе. Я знаю, что Вы обо мне думаете; говоря это, я ни на что не надеюсь. Я могу только потерять друга и те единственно приятные часы, которые провёл в течение последнего месяца. Но я знаю, что Вы добры, что Вы любили, и я вверяюсь вам, не как возлюбленной, а как искреннему и верному товарищу.

Жорж, я поступаю как безумец, лишая себя удовольствия видеть Вас в течение того короткого времени, которое Вам остается провести в Париже до отъезда в Италию. Там мы могли бы провести восхитительные ночи, если бы у меня было больше решительности. Но истина в том, что я страдаю, и мне не хватает решительности».

Лев Толстой — Софии Бернс

«Софья Андреевна, мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаянием, страхом и счастьем в душе. И каждую ночь, как и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачем я не сказал, и как, и что бы я сказал. Я беру с собою это письмо, чтобы отдать его вам, ежели опять мне нельзя, или недостанет духу сказать вам всё.

Ложный взгляд вашего семейства на меня состоит в том, как мне кажется, что я влюблён в вашу сестру Лизу. Это несправедливо. Повесть ваша засела у меня в голове, оттого, что, прочтя её, я убедился в том, что мне, Дублицкому, не пристало мечтать о счастье, что ваши отличные поэтические требования любви... что я не завидую и не буду завидовать тому, кого вы полюбите. Мне казалось, что я могу радоваться на вас, как на детей...

Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно!»

Вольфганг Амадей Моцарт — Констанце

«Дорогая маленькая жёнушка, у меня к тебе есть несколько поручений. Я умоляю тебя:

1) не впадай в меланхолию,
2) заботься о своем здоровье и опасайся весенних ветров,
3) не ходи гулять одна — а ещё лучше вообще не ходи гулять,
4) будь полностью уверена в моей любви. Все письма тебе я пишу, поставив перед собой твой портрет.


5) Я умоляю тебя вести себя так, чтобы не пострадало ни твоё, ни моё доброе имя, также следи за своей внешностью. Не сердись на меня за такую просьбу. Ты должна любить меня ещё сильнее за то, что я забочусь о нашей с тобой чести.
6) и под конец я прошу тебя писать мне более подробные письма.

Я очень хочу знать, приходил ли навестить нас шурин Хофер на следующий день после моего отъезда? Часто ли он приходит, как обещал мне? Заходят ли Лангесы иногда? Как движется работа над портретом? Как ты живёшь? Всё это, естественно, меня чрезвычайно интересует».

link
В те давние времена учился я в педагогическом институте на филолога. Специальность была выбрана не случайно, поскольку с малолетства был я трындоболом, причем практически на любую тему.

Замечу, что к спорту я абсолютно равнодушен. Согласен с утверждением, что если б физкультура была полезной, на каждой перекладине висело бы по два еврея . А поскольку представителей этой умной нации на спортплощадках не наблюдается, то и я свое время и силы тратил на умственные экзерсисы.

Девушек я привлекал своей неземной красотой и искрометным острословием. Не стала исключением и пионервожатая соседнего отряда пионерского лагеря, где я проходил педагогическую практику. Очень приятно и разнообразно провели мы это лето. Детишек спать – а сами на упражняться в Кама-Сутре. Я, правда, где-то на задворках сознания знал о существовании жениха, счастливо пребывающем в городской жаре и суматохе. Но к нашей разнеженной и сексуально раскрепощенной жизни на берегу южного моря это не имело никакого отношения.

Тут пионерский сезон закончился, и я вернулся в пенаты родного института. Уж не знаю, каким образом жених проведал о моих неоднократных и, главное, удачных покушениях на честь его невесты, но в один непрекрасный день он со своими дружками, выцепив меня на перемене между парами, захотел со мной поговорить. Уточню – жених был боксер, мастер, чемпион и вообще бодистроительный образец. Что он мне мог сказать? Посмотрев на неизуродованные интеллектом лица спортсменов, я понял – меня пришли убивать.

В общем, в тот момент стало не до лирики, надо было тупо спасать свою если не , то по крайней мере, здоровье. Единственное оружие, которое я мог им противопоставить – мой язык. И я начал говорить. О чем – я не помнил уже через три минуты. Главной моей целью на тот момент было – не замолчать. Говорить надо было на темы разные, не совсем тупые, чтоб они не поняли, что я с ними делаю, но и не умные, чтоб не перенапрячь сознание этих физически развитых людей. Словесный поток лился из меня как никогда до того и никогда после. Мозг вырабатывал готовые блоки за секунду до того, как языку будет нечего сказать. Не закрывая ни на секунду рот, я говорил час и двадцать минут. Я прекрасно понимал, что упусти я хоть на мгновение их внимание – я труп в самом прямом смысле этого слова. Боксер не упустит и доли секунды, что нокаутировать раскрывшегося противника. Меня спас звонок. Очумелые от непосильного объема свалившейся на них информации, боксеры сказал: «Ну.. это… ладно..» и, очумелые от забродивших мозгов, ушились восвояси.

Я просто сполз по стенке с идиотской улыбкой на роже. Пронесло… Я, конечно, знал, что язык у меня не только для куннилингуса, я всегда уважал его как основное орудие своего будущего труда. Но после того случая, я, как Матроскин, его вдвое больше любить стал.

Правда, это приключение ничему меня не научило. Единственно, с возрастом невесты перешли в разряд жен. Но как говорил Пушкин: «Соблюдение седьмой заповеди мне всегда трудно давалось». Грешен, каюсь. Зато как интересно…