Яблочный спас - история праздника. Яблочный Спас: история праздника и традиции

Яблочный Спас
Праздник Преображения Господня

Завтра — Преображение, а послезавтра меня повезут куда-то к Храму Христа Спасителя, в огромный розовый дом в саду, за чугунной решеткой, держать экзамен в гимназию, и я учу и учу «Священную Историю» Афинского. «Завтра» — это только так говорят, — а повезут годика через два-три, а говорят «завтра» потому, что экзамен всегда бывает на другой день после Спаса-Преображения. Все у нас говорят, что главное — Закон Божий хорошо знать. Я его хорошо знаю, даже что на какой странице, но все-таки очень страшно, так страшно, что даже дух захватывает, как только вспомнишь. Горкин знает, что я боюсь. Одним топориком он вырезал мне недавно страшного «щелкуна», который грызет орехи. Он меня успокаивает. Поманит в холодок под доски, на кучу стружек, и начнет спрашивать из книжки. Читает он, пожалуй, хуже меня, но все почему-то знает, чего даже и я не знаю. «А ну-ка, — скажет, — расскажи мне чего-нибудь из божественного...» Я ему расскажу, и он похвалит:

— Хорошо умеешь, — а выговаривает он на «о», как и все наши плотники, и от этого, что ли, делается мне покойней, — не бось, они тебя возьмут в училищу, ты все знаешь. А вот завтра у нас Яблошный Спас... про него умеешь? Та-ак. А яблоки почему кропят? Вот и не так знаешь. Они тебя вспросют, а ты и не скажешь. А сколько у нас Спасов? Вот и опять не так умеешь. Они тебя учнуть вспрашивать, а ты... Как так у тебя не сказано? А ты хорошенько погляди, должно быть.

— Да нету же ничего... — говорю я, совсем расстроенный, — написано только, что святят яблоки!

— И кропят. А почему кропят? А-а! Они тебя вспросют, — ну, а сколько, скажут, у нас Спасов? А ты и не знаешь. Три Спаса. Первый Спас — загибает он желтый от политуры палец, страшно расплющенный, — медовый Спас, Крест выносят. Значит, лету конец, мед можно выламывать, пчела не обижается... уж пошабашила. Второй Спас, завтра который вот, — яблошный, Спас-Преображение, яблоки кропят. А почему? А вот. Адам-Ева согрешили, змей их яблоком обманул, а не ведено было, от греха! А Христос возшел на гору и освятил. С того и стали остерегаться. А который до окропенья поест, у того в животе червь заведется, и холера бывает. А как окроплено, то безо вреда. А третий Спас называется орешный, орехи поспели, после Успенья. У нас в селе крестный ход, икону Спаса носят, и все орехи грызут. Бывало, батюшке насбираем мешок орехов, а он нам лапши молочной — для розговин. Вот ты им и скажи, и возьмут в училищу.

Преображение Господне... Ласковый, тихий свет от него в душе — доныне. Должно быть, от утреннего сада, от светлого голубого неба, от ворохов соломы, от яблочков грушовки, хоронящихся в зелени, в которой уже желтеют отдельные листочки, — зелено-золотистый, мягкий. Ясный, голубоватый день, не жарко, август. Подсолнухи уже переросли заборы и выглядывают на улицу, — не идет ли уж крестный ход? Скоро их шапки срежут и понесут под пенье на золотых хоругвях. Первое яблочко, грушовка в нашем саду, — поспела, закраснелась. Будем ее трясти — для завтра. Горкин утром еще сказал:

— После обеда на Болото с тобой поедем за яблоками.

Такая радость. Отец — староста у Казанской, уже распорядился:

— Вот что, Горкин... Возьмешь на Болоте у Крапивкина яблок мер пять-шесть, для прихожан и ребятам нашим, «бели», что ли... да наблюдных, для освящения, покрасовитей, меру. Для причта еще меры две, почище каких. Протодьякону особо пошлем меру апортовых, покрупней он любит.

— Ондрей Максимыч земляк мне, на совесть даст. Ему и с Курска, и с Волги гонят. А чего для себя прикажете?

— Это я сам. Арбуз вот у него выбери на вырез, астраханский, сахарный.

— Орбузы у него... рассахарные всегда, с подтреском. Самому князю Долгорукову посылает! У него в лобазе золотой диплом висит на стенке под образом, каки орлы-те!.. На всю Москву гремит.

После обеда трясем грушовку. За хозяина — Горкин. Приказчик Василь-Василич, хоть у него и стройки, а полчасика выберет — прибежит. Допускают еще, из уважения, только старичка-лавочника Трифоныча. Плотников не пускают, но они забираются на доски и советуют, как трясти. В саду необыкновенно светло, золотисто: лето сухое, деревья поредели и подсохли, много подсолнухов по забору, кисло трещат кузнечики, и кажется, что и от этого треска исходит свет — золотистый, жаркий. Разросшаяся крапива и лопухи еще густеют сочно, и только под ними хмуро; а обдерганные кусты смородины так и блестят от света. Блестят и яблони — глянцем ветвей и листьев, матовым лоском яблок, и вишни, совсем сквозные, залитые янтарным клеем. Горкин ведет к грушовке, сбрасывает картуз, жилетку, плюет в кулак.

— Погоди, стой... — говорит он, прикидывая глазом. — Я ее легким трясом, на первый сорт. Яблочко квелое у ней... ну, маненько подшибем — ничего, лучше сочком пойдет... а силой не берись!

Он прилаживается и встряхивает, легким трясом. Падает первый сорт. Все кидаются в лопухи, в крапиву. Вязкий, вялый какой-то запах от лопухов, и пронзительно едкий — от крапивы, мешаются со сладким духом, необычайно тонким, как где-то пролитые духи, — от яблок. Ползают все, даже грузный Василь-Василич, у которого лопнула на спине жилетка, и видно розовую рубаху лодочкой; даже и толстый Трифоныч, весь в муке. Все берут в горсть и нюхают: ааа... гру-шовка!..

Зажмуришься и вдыхаешь, — такая радость! Такая свежесть, вливающаяся тонко-тонко, такая душистая сладость- крепость — со всеми запахами согревшегося сада, замятой травы, растревоженных теплых кустов черной смородины. Нежаркое уже солнце и нежное голубое небо, сияющее в ветвях, на яблочках...

И теперь еще, не в родной стране, когда встретишь невидное яблочко, похожее на грушовку запахом, зажмешь в ладони зажмуришься, — и в сладковатом и сочном духе вспомнится, как живое, — маленький сад, когда-то казавшийся огромным, лучший из всех садов, какие ни есть на свете, теперь без следа пропавший... с березками и рябиной, с яблоньками, с кустиками малины, черной, белой и красной смородины, крыжовника виноградного, с пышными лопухами и крапивой, далекий сад... — до погнутых гвоздей забора, до трещинки на вишне с затеками слюдяного блеска, с капельками янтарно-малинового клея, — все, до последнего яблочка верхушки за золотым листочком, горящим, как золотое стеклышко!.. И двор увидишь, с великой лужей, уже повысохшей, с сухими колеями, с угрязшими кирпичами, с досками, влипшими до дождей, с увязнувшей навсегда опоркой... и серые сараи, с шелковым лоском времени, с запахами смолы и дегтя, и вознесенную до амбарной крыши гору кулей пузатых, с овсом и солью, слежавшеюся в камень, с прильнувшими цепко голябями, со струйками золотого овсеца... и высокие штабеля досок, плачущие смолой на солнце, и трескучие пачки драни, и чурбачки, и стружки...

— Да пускай, Панкратыч!.. — оттирает плечом Василь-Василич, засучив рукава рубахи, — ей-Богу, на стройку надоть!..

— Да постой, голова елова... — не пускает Горкин, — побьешь, дуролом, яблочки...

Встряхивает и Василь-Василич: словно налетает буря, шумит со свистом, — и сыплются дождем яблочки, по голове, на плечи. Орут плотники на досках: «эт-та вот тряхану-ул, Василь-Василич!» Трясет и Трифоныч, и опять Горкин, и еще раз Василь-Василич, которого давно кличут. Трясу и я, поднятый до пустых ветвей.

— Эх, бывало, у нас трясли... зальешься! — вздыхает Василь-Василич, застегивая на ходу жилетку, — да иду, черрт вас..!

— Черкается еще, елова голова... на таком деле... — строго говорит Горкин. — Эн еще где хоронится!.. — оглядывает он макушку. — Да не стрясешь... воробьям на розговины пойдет, последышек.

Мы сидим в замятой траве; пахнет последним летом, сухою горечью, яблочным свежим духом; блестят паутинки на крапиве, льются-дрожат на яблоньках. Кажется мне, что дрожат они от сухого треска кузнечиков.

— Осенние-то песни!.. — говорит Горкин грустно. — Прощай, лето. Подошли Спасы — готовь запасы. У нас ласточки, бывало, на отлете... Надо бы обязательно на Покров домой съездить... да чего там, нет никого.

Сколько уж говорил — и никогда не съездит: привык к месту.

— В Павлове у нас яблока... пятак мера! — говорит Трифоныч. — А яблоко-то какое... па-влов-ское!

Меры три собрали. Несут на шесте в корзине, продев в ушки. Выпрашивают плотники, выклянчивают мальчишки, прыгая на одной ноге:

Крива-крива ручка,

Кто даст — тот князь,

Кто не даст — тот собачий глаз.

Собачий глаз! Собачий глаз!

Горкин отмахивается, лягается:

— Махонькие, что ли... Приходи завтра к Казанской — дам и пару.

Запрягают в полок Кривую. Ее держат из уважения, но на Болото и она дотащит. Встряхивает до кишок на ямках, и это такое удовольствие! С нами огромные корзины, одна в другой. Едем мимо Казанской, крестимся. Едем по пустынной Якиманке, мимо розовой церкви Ивана Воина, мимо виднеющейся в переулке белой — Спаса в Наливках, мимо желтеющего в низочке Марона, мимо краснеющего далеко, за Полянским Рынком, Григория Неокессарийского. И везде крестимся. Улица очень длинная, скучная, без лавок, жаркая. Дремлют дворники у ворот, раскинув ноги. И все дремлет: белые дома на солнце, пыльно-зеленые деревья, за заборчиками с гвоздями, сизые ряды тумбочек, похожих на голубые гречневички, бурые фонари, плетущиеся извозчики. Небо какое-то пыльное, — «от парева», — позевывая, говорит Горкин. Попадается толстый купец на извозчике, во всю пролетку, в ногах у него корзина с яблоками. Горкин кланяется ему почтительно.

— Староста Лощенов с Шаболовки, мясник. Жа-дный, три меры всего. А мы с тобой закупим боле десяти, на всю пятерку.

Вот и Канава, с застоявшейся радужной водою. За ней, над низкими крышами и садами, горит на солнце великий золотой купол Христа Спасителя. А вот и Болото, по низинке, — великая площадь торга, каменные «ряды», дугами. Здесь торгуют железным ломом, ржавыми якорями и цепями, канатами, рогожей, овсом и солью, сушеными снетками, судаками, яблоками... Далеко слышен сладкий и острый дух, золотится везде соломкой. Лежат на земле рогожи, зеленые холмики арбузов, на соломе разноцветные кучки яблока. Голубятся стайками голубки. Куда ни гляди — рогожа да солома.

— Бо-льшой нонче привоз, урожай на яблоки, — говорит Горкин, — поест яблочков Москва наша.

Мы проезжаем по лабазам, в яблочном сладком духе. Молодцы вспарывают тюки с соломой, золотится над ними пыль. Вот и лабаз Крапивкина.

— Горкину-Панкратычу! — дергает картузом Крапивкин, с седой бородой, широкий. — А я-то думал — пропал наш козел, а он вон он, седа бородка!

Здороваются за руку. Крапивкин пьет чай на ящике. Медный зеленоватый чайник, толстый стакан граненый. Горкин отказывается вежливо: только пили, — хоть мы и не пили. Крапивкин не уступает: «палка на палку — плохо, а чай на чай — Якиманская, качай!» Горкин усаживается на другом ящике, через щелки которого, в соломке глядятся яблочки. — «С яблочными духами чаек пьем!» — подмигивает Крапивкин и подает мне большую синюю сливу, треснувшую от спелости. Я осторожно ее сосу, а они попивают молча, изредка выдувая слово из блюдечка вместе с паром. Им подают еще чайник, они пьют долго и разговаривают как следует. Называют незнакомые имена, и очень им это интересно. А я сосу уже третью сливу и все осматриваюсь. Между рядками арбузов на соломенных жгутиках-виточках по полочкам, над покатыми ящичками с отборным персиком, с бордовыми щечками под пылью, над розовой, белой и синей сливой, между которыми сели дыньки, висит старый тяжелый образ в серебряном окладе, горит лампадка. Яблоки по всему лабазу, на соломе. От вязкого духа даже душно. А в заднюю дверь лабаза смотрят лошадиные головы — привезли ящики с машины. Наконец подымаются от чая и идут к яблокам. Крапивкин указывает сорта: вот белый налив, — «если глядеть на солнышко, как фонарик!» — вот ананасное-царское, красное, как кумач, вот анисовое монастырское, вот титовка, аркад, боровинка, скрыжапель, коричневое, восковое, бель, ростовка-сладкая, горьковка.

— Наблюдных-то?.. — показистей тебе надо... — задумывается Крапивкин. — Хозяину потрафить надо?.. Боровок крепонек еще, поповка некрасовита...

— Да ты мне, Ондрей Максимыч, — ласково говорит Горкин, — покрасовитей каких, парадных. Павловку, что ли... или эту, вот как ее?

— Этой не-ту, — смеется Крапивкин, — а и есть, да тебе не съесть! Эй, открой, с Курска которые, за дорогу утомились, очень хороши будут...

— А вот, поманежней будто, — нашаривает в соломе Горкин, — опорт никак?..

— Выше сорт, чем опорт, называется — кампорт!

— Ссыпай меру. Архирейское, прямо... как раз на окропление.

— Глазок-то у тебя!.. В Успенский взяли. Самому протопопу соборному отцу Валентину доставляем, Анфи-теятрову! Проповеди знаменито говорит, слыхал небось?

— Как не слыхать... золотое слово!

Горкин набирает для народа бели и россыпи, мер восемь. Берет и притчу титовки, и апорту для протодьякона, и арбуз сахарный, «каких нет нигде». А я дышу и дышу этим сладким и липким духом. Кажется мне, что от рогожных тюков, с намазанными на них дегтем кривыми знаками, от новых еловых ящиков, от ворохов соломы — пахнет полями и деревней, машиной, шпалами, далекими садами. Вижу и радостные «китайские», щечки и хвостики их из щелок, вспоминаю их горечь-сладость, их сочный треск, и чувствую, как кислит во рту. Оставляем Кривую у лабаза и долго ходим по яблочному рынку. Горкин, поддев руки под казакин, похаживает хозяйчиком, трясет бородкой. Возьмет яблоко, понюхает, подержит, хотя больше не надо нам.

— Павловка, а? мелковата только?..

— Сама она, купец. Крупней не бывает нашей. Три гривенника полмеры.

— Ну что ты мне, слова голова, болясы точишь!.. Что я, не ярославский, что ли? У нас на Волге — гривенник такие.

— С нашей-то Волги версты до-лги! Я сам из-под Кинешмы.

И они начинают разговаривать, называют незнакомые имена, и им это очень интересно. Ловкач-парень выбирает пяток пригожих и сует Горкину в карманы, а мне подает торчком на пальцах самое крупное. Горкин и у него покупает меру.

Пора домой, скоро ко всенощной. Солнце уже косится. Вдали золотеет темно выдвинувшийся над крышами купол Иван-Великого. Окна домов блистают нестерпимо, и от этого блеска, кажется, текут золотые речки, плавятся здесь, на площади, в соломе. Все нестерпимо блещет, и в блеске играют яблочки.

Едем полегоньку, с яблоками. Гляжу на яблоки, как подрагивают они от тряски. Смотрю на небо: такое оно спокойное, так бы и улетел в него.

Праздник Преображения Господня. Золотое и голубое утро, в холодочке. В церкви — не протолкаться. Я стою в загородке свечного ящика. Отец позвякивает серебрецом и медью, дает и дает свечки. Они текут и текут из ящиков изломившейся белой лентой, постукивают тонко-сухо, прыгают по плечам, над головами, идут к иконам — передаются — к «Празднику!». Проплывают над головами узелочки — все яблоки, просвирки, яблоки. Наши корзины на амвоне, «обкадятся», — сказал мне Горкин. Он суетится в церкви, мелькает его бородка. В спертом горячем воздухе пахнет нынче особенным — свежими яблоками. Они везде, даже на клиросе, присунуты даже на хоругвях. Необыкновенно, весело — будто гости, и церковь — совсем не церковь. И все, кажется мне, только и думают об яблоках. И Господь здесь со всеми, и Он тоже думает об яблоках: Ему-то и принесли Их — посмотри, Господи, какие! А Он посмотрит и скажет всем: «ну и хорошо, и ешьте на здоровье, детки!» И будут есть уже совсем другие, не покупные, а церковные яблоки, святые. Это и есть — Преображение.

Приходит Горкин и говорит: «пойдем, сейчас окропление самое начнется». В руках у него красный узелок — «своих». Отец все считает деньги, а мы идем. Ставят канунный столик. Золотой-голубой дьячок несет огромное блюдо из серебра, красные на нем яблоки горою, что подошли из Курска. Кругом на полу корзинки и узелки. Горкин со сторожем тащат с амвона знакомые корзины, подвигают «под окропление, поближе». Все суетятся, весело, — совсем не церковь. Священники и дьякон в необыкновенных ризах, которые называются «яблочные», — так говорит мне Горкин. Конечно, яблочные! По зеленой и голубой парче, если вглядеться сбоку, золотятся в листьях крупные яблоки и груши, и виноград, — зеленое, золотое, голубое: отливает. Когда из купола попадает солнечный луч на ризы, яблоки и груши оживают и становятся пышными, будто они навешаны. Священники освящают воду. Потом старший, в лиловой камилавке, читает над нашими яблоками из Курска молитву о плодах и винограде, — необыкновенную, веселую молитву, — и начинает окроплять яблоки. Так встряхивает кистью, что летят брызги, как серебро, сверкают и тут, и там, отдельно кропит корзины для прихода, потом узелки, корзиночки... Идут ко кресту. Дьячки и Горкин суют всем в руки по яблочку и по два, как придется. Батюшка дает мне очень красивое из блюда, а знакомый дьякон нарочно, будто, три раза хлопает меня мокрой кистью по голове, и холодные струйки попадают мне за ворот. Все едят яблоки, такой хруст. Весело, как в гостях. Певчие даже жуют на клиросе. Плотники идут наши, знакомые мальчишки, и Горкин пропихивает их — живей проходи, не засть! Они клянчат: «дай яблочка-то еще, Горкин... Мишке три дал!..» Дают и нищим на паперти. Народ редеет. В церкви видны надавленные огрызочки, «сердечки». Горкин стоит у пустых корзин и вытирает платочком шею. Крестится на румяное яблоко, откусывает с хрустом — и морщится:

— С кваском... — говорит он, морщась и скосив глаз, и трясется его бородка. — А приятно, ко времю-то, кропленое...

Вечером он находит меня у досок, на стружках. Я читаю «Священную Историю».

— А ты небось, ты теперь все знаешь. Они тебя вспросют про Спас, или там, как-почему яблоко кропят, а ты им строгай и строгай... в училищу и впустят. Вот погляди вот!..

Он так покойно смотрит в мои глаза, так по-вечернему светло и золотисто-розовато на дворе от стружек, рогож и теса, так радостно отчего-то мне, что я схватываю охапку стружек, бросаю ее кверху, — и сыплется золотистый, кудрявый дождь. И вдруг, начинает во мне покалывать — от непонятной ли радости, или от яблоков, без счета съеденных в этот день, — начинает покалывать щекотной болью. По мне пробегает дрожь, я принимаюсь безудержно смеяться, прыгать, и с этим смехом бьется во мне желанное, — что в училище меня впустят, непременно впустят!

Обязательно присутствует в народном календаре славян. С великим удовольствием отмечается как православными, так и католиками. Приходится на 6 (19 августа). Последний месяц лета - предвестник наступления золотой осени, за которой недалеко и матушка-зима. Август - это и пора активной уборки первых плодов урожая, во имя которого на селе трудились, не покладая рук с ранней весны. Так что Яблочный спас, как праздник, связан тесно с первыми пополнениями закромов. Кстати, у славян до Яблочного спаса не принято вкушать эти ароматные, напоенные соком земли, плоды. Но разрешалось срывать их и освещать, впрочем, как и другие фрукты, выращенные к завершению лета.

По названиям Яблочный спас многолик

Многие зовут его просто Спас. Иные - с приставкой - Великий. Третьи - Второй спас. Или - Преображение. Преображение Господне. Праздник первых плодов. Бытует и Горохов день. Осенины. Великий спас. У белорусов название почти созвучно нашему - Яблочни спас. Велик спас. Сярэдни спас. Други спас. Сербы зовут его почти, как в одном из случаев мы, Преображенье. Болгары - Прибризине, Сотир, Стратир. Но при всех разных прочтениях суть Яблочного спаса одна - он от души желаем, ибо пополнял и пополняет опустевшие амбары и хранилища овощей и фруктов плодами нового урожая, которых, если повезло с погодой и другими условиями для вызревания, хватило на долгие месяцы осени и зимы. В этот день, кстати в церквах и храмах освещались не только яблоки, но и мед, хлебные колосья и семена под новый будущий урожай. И по сути, в России, иных славянских странах отмечается три спаса. Правда, в разное время, но все в августе: Медовый спас - 14 числа, Яблочный, как мы уже называли дату - 6 (19), и ореховый спас - 29 августа.

Народные поверья, связанные с Яблочным спасом

Жизнь человеческая не вечна. Все мы, рано или поздно, уйдем в Заоблачные выси. Вернее - тела наши после смерти будут преданы земле, а души отлетят от нее. Случаются, к великому горю отцов и матерей, что безжалостная Старуха с косой забирает с собой совсем еще деток малых. На этот счет существует поверье, что на том свете (если живые родители до Яблочного спаса не вкушали ароматные и вкусные плоды) их почившим деткам на Небесах раздают гостинцы, в числе которых непременно - райские яблочки. А вот детям, чьи отцы и матери нарушали запрет - райские яблоки не дают. Потому-то многие родители, чьи дети безвременно почили, считают для себя великим грехом вкушать яблоки до Второго спаса. Женщинам, у которых дети умерли, надлежало утром этого святого дня отнести в храм Божий несколько плодов, осветить их и отнести на могилки похороненным чадам. Если погост с умершими детьми далек от мест, где живут родители или хуже того место расположения могилки и вовсе не известно (во время Великой Отечественной войны фашисты не то, чтобы дома, целые кладбища равняли с землей, и в ту пору даже звучала песня:"Вот умру я умру - похоронят меня, и никто не узнает, где могилка моя!") - так вот мамам и папам почивших народными обычаями предписывалось пойти на ближайшее кладбище и положить яблоки на любую детскую могилку. Или оставить яблоки в церкви. Многие после освещения яблок и теперь идут на погосты к могилам родственников, и радуют их души румяными или зелено-розовыми яблоками.
Существовал и существует поныне и другой обычай в деревне. В Яблочный спас незамужние девицы-красавицы, невтерпеж желающие выйти замуж, разговлялись яблоками и, рьяно думая о суженых, приговаривали: " Что загадано, то задумано. Что задумано, то сбудется. Что сбудется, то не минуется!"
В день Яблочного спаса было принято, что делается и сейчас, печь пироги с яблоками, блины, фаршированные мелко нарезанными плодами, а можно было и с грибами, и с ягодами - не возбранялось.

В тот же Яблочный спас было принято (такой обычай существует и сейчас) в поле провожать закат солнца. С песнями, хороводами. И все всходили на пригорок. С трепетом взирали на закат солнца. Как только оно, багряное, касалось горизонта, все разговоры мигом прекращались, и собравшиеся зреть закат, дружно и голосисто запевали: "Солнышко, солнышко, подожди: приехали господа бояре из Велика Новгорода на Спасов день пировать!". У южных и западных славян Яблочный спас считался днем, с которого стартует и страда сбора солнечных ягод - винограда, а после освещения им уже можно и полакомится.

Поговорки и приметы праздника Яблочный спас

Русские, как и большинство славян, наблюдательны. В тесной дружбе с природой заметили и приметы. В частности, одну из них - каков Второй спас, таким удастся и январь. Или - каков день на Второй спас - таким будет и Покров. Сухой Яблочный спас - обязательно такой же будет и осень. Мокрый спас - от дождей долго не высушишься. Ясно на любимый праздник - быть суровой зиме. Или говаривали: "Пришел Яблочный спас - ушло лето от нас". Но заботились о новом урожае. Угощали нищих, чтобы плодов уродилось побольше. Если в день Второго спаса устанавливалась жара - январь обещался быть мало снежным. Если дождь обильно поливал землю - к снежной зимушке-зиме.
А были приметы и просто удивительные по своей сути. К примеру, если на руку сядет муха, значит повезло: ждет успех. Потому было нельзя прогонять даже чрезмерно назойливую муху-цокотуху: с ней улетит и удача!

Из истории Яблочного спаса

Первые упоминания о Яблочном спасе датируются, к примеру, в Палестине четвертым веком до новой эры, когда императрица Елена на горе Фавор построила Храм Преображения. А вот на Востоке самые ранние упоминания о нем относятся к пятому веку той же новой эры. Во Франции и Испании Яблочный спас впервые отпраздновали в седьмом веке. У христиан Яблочный спас отмечается с праздником Преображения Господня - явлением Божественного величия Иисуса Христа перед его учениками Петром, Иоанном и Иаковом. Во время их совместной молитвы лик Спасителя вдруг засиял светом Небесным, а одежда стала белее снега. Появились пророки Моисей и Илия. Они говорили с Иисусом о его исходе, которому суждено быть в Иерусалиме. Иисус запретил ученикам рассказывать о том, что произошло во время их совместной молитвы, пока он не воскреснет, как предначертано. Родился Спаситель во Вифлееме Иудейском в сентябре 12-го года до новой эры. А распят был 23 марта тридцать первого года. Так что и на Руси праздник Яблочного спаса имеет древние корни. Но поистине стал всенародным!

Библейский запретный плод

О нем конечно хорошо знает каждый добрый православный. Когда-то прародители рода человеческого Адам и Ева счастливо жили в Раю. Но им был дан запрет - не вкушать плодов яблок на росшем тут дереве. Дьявол явился Еве в образе змия-искусителя. Ева уговорила Адама отведать вкуса запретного плода. Он долго соблазну сопротивлялся, но устоять не смог. Вкусил, и прозрел. За что и был изгнан Создателем из Рая. Вместе с Евой. Так что яблоки после освещения не только вкусные и ароматные плоды, но и поучительное напоминание о первородном грехе из-за которого человечество все еще продолжает нести наказание из-за слабости своих прародителей. Ходит поверье, что современная женщина, вкусившая яблока до Яблочного спаса и его освещения берет на себя грех Евы, что опасно и не предсказуемо. Так что лучше уж потерпеть до Яблочного спаса, осветить плоды, и ешьте их на здоровье сколько захочется! Кстати, женщины по яблоку могут узнать и свое будущее. По кожуре. Начнет какая ее срезать. И, если получится одна непрерывная лента, быть девице вскоре замужем. Прервалась лента от неловкости - сидеть еще в девках! А есть и другие предсказания. Взять яблоки и написать на них имена суженых. Вынести их на балкон или в сад. Утром посмотреть, что с плодами ночью случилось? Склевали птицы - лучше с мужчиной не связываться: он не способен на долгие отношения. Если яблоко с балкона упало на землю - совет прервать отношения: будущее принесет лишь боль и страдания - и вам и партнеру. А если яблоко и вовсе исчезло - знать вам и вовсе не судьба быть в браке с суженым.
Многие и теперь, особенно в селах, следуют и таким народным приметам, как: "Пришел Яблочный спас - бери рукавицы про запас!"; "На Яблочный спас и нищий яблоко съест! ; "До Второго спаса не едят никаких плодов, кроме огурцов!".

Сто блюд из яблок

А вообще-то яблоки - продукт весьма полезный, особенно для здоровья. Не напрасно англичане уверенно говорят: "Съел одно яблоко в день, и никакой доктор не нужен!". А если пару, то и вовсе хворать не будите! Еще утверждают - полезно для профилактики рака. Как и долька чеснока каждый день на ужин. Рекомендуется в год каждому человеку употреблять не менее 50 килограмм яблок. Из них сорок процентов в качестве натурального сока. Самим наливать в стакан из домашней соковыжималки. В яблоках содержатся полезные для здоровья витамины - С, Е. РР. В-2 и др. Чего только них нее приготовишь - пироги, компоты, кисели, салаты с добавлением других овощей и фруктов - да добрую сотню блюд, а то и больше.

Шарлотка под занавес

Испечь ее под силу даже недорослю: рецепт до простого прост. Вот один от талантливой домохозяйки из Барнаула Светланы Астафьевой. Берем стакан муки. Просеиваем. Добавляем столько же сахара. Плюс четыре яйца. В качестве разрыхлителя немного соды. Отбираем четыре-пять спелых яблок. (они у Светланы из собственного дачного сада). В тесто можно добавить чуть-чуть ванилина, цедры апельсина, лимона. Яблоко нарезать дольками, но такими, чтобы при выпекании они в тесте не растворились. Шарлотку можно выпекать на сковороде. Чем она больше, тем больше гостей вкуснятиной угостятся. Выпекать при температуре в 180 градусов. 40- 50 минут, и Шарлотка готова! Ее можно украсить китайской розочкой, цветущей у вас на окне. Или из букета. Лепота! А как ароматно шарлотка благоухает! Как у вас разгорается на нее аппетит! Ну, и приятного вам десерта на Яблочный спас!

Яблочный спас, издревле бывший языческим праздником, посвященным сбору урожая фруктов, сегодня гармонично слился с церковной христианской датой – . Принято отмечать три Спаса – в честь продуктов, составлявших важную часть обеспечения всех слоев населения. Спас Яблочный является вторым по счету и, пожалуй, самым главным.

Происхождение праздника

Яблочный спас называют еще Великим, Средним, Гороховым днем, Осенинами, Спасом на горе (Первый Спас – на воде, Третий – на полотне). Последнее название имеет истоки в библейских сказаниях о том, как Христос, находясь со своими учениками на горе Фавор, был осиян ослепительным светом и голосом Отца провозглашен Сыном Божьим.

Само же почитание яблок идет из славянских языческих верований. До наступления особого дня в конце лета фрукты есть было нельзя – они были недостаточно зрелыми. В Спас же начинался их массовый сбор и освящение у алтарей. В древности этот праздник считался также днем поминовения павших воинов.

Как это происходило со многими языческими явлениями, появление христианства привело к слиянию верований. Яблоки продолжило освящать уже духовенство, приурочив Второй Спас к Преображению и адаптировав праздники друг под друга. Истинно верующие продолжали поддерживать запрет на употребление яблок до Спаса – великим грехом считалось есть плоды, способствовавшие изгнанию людей из Рая. Многие отказывались и от других фруктов.

Постившиеся христиане до 19 августа разнообразили стол только огурцами. Считалось, что это помогает воспитанию души и в целом духовному преображению. Символом этого были и сами яблоки, до знаменательного дня своей незрелостью напоминавшие о несовершенстве морального облика простых смертных.

Церковь присоединилась к отмечанию Спаса в 4 веке. Тогда на горе Фавор, благодаря Св. Елене, появился храм Преображения Господня. Яблоки, освященные, согласно христианским традициям, воспринимались почти как волшебные – они обретали особые оздоравливающие свойства, несли силу, удачу и счастье.

Поверья и приметы

Приметы, связанные с погодой, у древних славян обязательно относились к какому-либо празднику или особому дню. Яблочный спас не был исключением. Он считался уже основательным поворотом к осеннему сезону и холодам – природа преображалась (что тоже перекликается с церковными представлениями). Ночи уже не были теплыми, утра часто заволакивало холодным туманом.

Как символ приближающейся осени, яблочный спас называли еще Осенинами. Урожай с полей убирали до его наступления, так как дожди, следующие за спасом, могли сгноить зерновые.

Предвещали Осенины и погоду на осень и зиму. Если этот день пасмурный, то зима будет мягкой. Дождь предсказывал слякотную осень и снежную зиму, его отсутствие – засуху, жара – малое количество снега в холодный сезон.

С особым благоговением относились к празднику родители, потерявшие детей. Считалось, что на небесах ребятишкам, чьи мать и отец блюли традиции и не ели фруктов до Спаса, дарили яблоки из райского сада. В этот день на могилки детей матери клали яблоки, окропленные святой водой. Многие таким образом отдавали дань памяти и взрослым захороненным близким людям и родственникам.

Верилось, особенно молодым девушкам, что праздничные яблоки способны исполнять загаданные желания. Девицы на выданье нередко наговаривали на фрукты исполнение дум о женихах.

Духовное преображение проявлялось и в том, что люди дарили друг другу яблоки, особенно важно было щедро одарить неимущих; в этот обычай тоже вплелись народные поверья – считалось, что чем больше нищих получит от тебя фруктовых даров, тем богаче будет урожай на следующий год.

Традиции празднования Яблочного Спаса

Праздник, конечно, начинался в церкви. С утра туда тянулись целые обозы с яблоками и фруктами – народ шел на торжественную службу, крестный ход и освящение урожая. Год утомительных и усердных трудов награждался в Яблочный спас Божьим благословением. Традиционно посетители храма и духовенство облачались в этот день в белые одежды, символизировавшие преображение духа и событие, произошедшее в древности на горе Фавор.

В миру народ праздновал Спас множеством вкуснейших блюд с применением яблок и других фруктов и ягод. Их запекали, добавляли в выпечку, варили варенья, сушили, употребляли с блинами и оладьями. Существовал и обычай большой совместной трапезы вблизи церкви – «столованье». Идеально дополняла его традиция Горохового дня, когда празднично одетые взрослые и ребятишки выходили на гороховое поле и все вместе собирали сладкие стручки. Особенно радовались такому веселью дети.

После праздничного пира молодые и старые отправлялись в поля, духовенство днем там совершало освящение вспаханной под озими земли, а вечером народ провожал летнее солнце, заговаривая его на то, чтобы оно не так быстро покидало небосвод. Долгие солнечные дни были очень важны при сборе урожая, поэтому крестьяне заклинательными песнями пытались приостановить ранний закат.

Чем хороши яблоки

Эти уникальные фрукты были известны человечеству еще с древности. Древние Римляне знали более 20 сортов яблок, и позже, с военными походами, принесли их в Европу. В настоящее время в нашей стране существует свыше 1000 сортов яблоневых деревьев.

Яблоки – невероятно ценный фрукт, содержащий большинство элементов, необходимых для нашего здоровья. Если верить физиологам, в год человеку нужно съесть около половины центнера яблок. Они усваиваются легко и обогащают организм витаминами и минералами. Англичане верят, что если в день употреблять хотя бы по одному яблоку, не возникнет причин обращаться к докторам.

Яблоки готовят множеством разнообразных способов. Учитывая то, что сорта делятся на летние и зимние (согласно их способности к долгому хранению), заготовки из них тоже отличаются. Из летних яблок варят варенья, соки, джемы, желе, готовят пастилу, сушат. А зимние сорта оставляют для хранения. Собирают для этого яблоки поутру, не стирая с них росу. Лучшими яблоками для этого считаются пепин шафранный и антоновка. К тому же антоновка (как и ранетки Симиренко) способны после снятия не терять полезных свойств несколько месяцев.

С медицинской точки зрения антоновские яблоки могут быть полезны тем, кто страдает от дизентерии; в целом же все яблоки благотворно влияют на уровень холестерина, содержащегося в клетках печени – пара яблок в день, и ваш холестерин в норме без всяких медикаментов. Обусловлено это тем, что пектины идеально сочетаются в этих фруктах с «антихолестериновыми» элементами – магнием, аскорбинкой, фруктозой.

Особое почтение и любовь к яблокам достаточно ярко проявляются в русских народных сказках. Здесь никогда не бывает просто яблок – они «наливные», «молодильные», «золотые», те, за которыми герои готовы отправиться на край света.

Люди, связанные с магическими обрядами, знают яблоко как сильное средство для различных заговоров, направленных на любовь, брак, семейное благополучие. Девушки гадали на яблоках, привязав их на веревочку и держа над костром. Раньше всех суждено было выйти замуж той, у кого яблоко падало первым.

Кожура, срезанная с яблока одной ленточкой, могла указать на первую букву имени суженого, если бросить ее через левое плечо.

Помогали фрукты и проверить мужа на верность. Яблочное семечко, положенное на решетку печи, с треском лопнув, указывало на любовь супруга; тихо истлев – на его неверность.

Для того чтобы любовь не покинула пару, влюбленным нужно было съесть вместе по половинке красивого спелого яблока. Попробуйте, такой обряд уж точно не принесет вреда.

А если вы хотите отметить Спас так, чтобы он запомнился, посетите утром храм, в обед порадуйте себя и близких постным, но вкусным угощением; а вечером отправляйтесь в лес, парк или поле, чтобы отдать дань природе за ее подарки, встретить осень и попросить о последующих благодатных месяцах.

Яблочный Спас августа выпадает на 19 число и широко отмечается в народе и в православии. Узнайте какие традиции несет в себе Второй Спас и как правильно отметить всеми любимый праздник.

Традиции и обычаи

По традиции с Яблочного Спаса начинали собирать урожай фруктов, в основном яблок и винограда. С самого было принято нести в церковь свежие плоды, чтобы освятить. Из освященных яблок традиционно готовили разнообразные угощения.

Часть освященных фруктов оставляли в церкви. Другая часть шла на угощения страждущим, нищим и нуждающимся. Так было принято отгоняли от себя нужду и призывать благополучие. Остальными плодами угощались сами и готовили праздничные блюда.

Другая народная традиция была связана с родителями, потерявшими детей. Матерям было запрещено есть яблоки до дня Спаса. 19 августа женщина потерявшая дитя должна была пойти на могилу ребенка и оставить там несколько освященных яблочек. Считалось что если родители соблюли церковный запрет, их детям на том свете раздадут гостинцы и угощения из райских яблок.

Эта традиция со временем трансформировалась, и теперь многие просто ходят на кладбище в Спас, кладут яблоки родственникам на могилы.

По еще одному поверью, яблочко скушанное в этот день считалось волшебным. На него загадывали сокровенное желание , которое обязательно должно было сбыться.

Молодые девушки, кушая праздничные плоды, задумывали имя человека, который им небезразличен, чтобы в текущем году выйти за него замуж. При этом они обычно произносили шепоток: «Что загадано — то надумано! Что надумано — то сбудется! Что сбудется — не минуется!».

Как принято отмечать Яблочный Спас

Праздник выпадает на время Успенского поста , одного из самых строгих периодов духовного и телесного воздержания. 19 августа, церковь позволяет верующим, устраивать гуляния, есть рыбу, горячею пищу с маслом и пить вино, которое приобретено в церкви.

Список разрешенных блюд в пост увеличивается, ведь с Яблочного Спаса в меню появлялись плоды из нового урожая. Из постного теста пекутся яблочные пироги, булки и блины.

Работы в этот день запрещены, верующие могут трудиться только на собственном участке, собирая фрукты и делая из них запасы на зиму.

По традиции в вечер Яблочного Спаса, с танцами и песнями провожают солнце. Праздник Спаса в народе считался последним днем лета и началом осени.

Как и любой народный праздник, Яблочный Спас может принести не только позитивные эмоции, но и положительно отразится на вашем будущем, если только помнить об обычаях и традициях этого дня. Желаем вам удачи и не забывайте нажимать на кнопки и

18.08.2015 00:10

Яблочный Спас - народный праздник, приуроченный к православному торжеству Преображения Господня. Этот день является одним...

Каждый год христиане отмечают один из величайших церковных праздников - Рождество Пресвятой Богородицы. Православный мир...