Средневековый мальчик. Детство в средневековой европе

Кто-то воспринимает Средневековье как мир прекрасных дам и благородных рыцарей, а кому-то оно кажется адом, сошедшим с полотен Босха и Питера Брейгеля-старшего. Наверное, в мире Средневековья, как и в современном, прекрасное уживалось рядом с ужасным ‒ все зависит от того, откуда смотреть.

Анке Бер предлагает прожить небольшой промежуток времени вместе с двенадцатилетним мальчиком Эндерсом, сыном купца из ганзейского города Любека. И читатель воспринимает мир средневекового города таким, каким видит его двенадцатилетний мальчик, не размышляя о причинах и следствиях и не давая оценок. Вместе с Эндерсом мы бежим в порт встречать его отца, возвращающегося из далекого путешествия, зная, что в кармане у него уже припрятана необычная монетка ‒ подарок в копилку сына; вместе с Эндерсом бежим в школу, где ему нахлобучивают шапку в форме головы осла за невыученный урок. И о восстании любекских ремесленников и мелких торговцев мы узнаем со слов его приятеля Йоса, сына кузнеца, который, повторяя слова своего отца, выкрикивает в лицо другу гневные обвинения. Вместе с Эндерсом мы несколько дней проводим в бреду, пока лекарь тщетно пытается снять температуру кровопусканием и пиявками, и радуемся выздоровлению.

Два года назад я была на сборах в Таллине, в Старом городе, где тщательно сохраняется атмосфера средневекового города: узкие улочки вымощены булыжником, в лавках продаются приготовленные по старинным рецептам орешки с сахаром, а на Ратушной площади до сих пор работает аптека, открытая в пятнадцатом веке. Один из отделов этой аптеки работает как музей, и там можно увидеть средневековые снадобья: порошок из ежей, сушеных летучих мышей, припарку из рога носорога и настойку на жабьей коже. Говорят, что в этой аптеке есть даже кровь единорога, но я ее не заметила. Книга Анке Бер как будто возвратила меня назад, когда после тренировок мы сбегали из отеля, чтобы побродить по старинным кварталам и заглянуть в необычные лавки.

Читая «Эндерса, сына купца», понимаешь, что история страны, история цивилизации складывается из сотен тысяч историй конкретных людей, из их мыслей, чувств, поступков. И понимаешь, что ты и твоя жизнь точно так же являются частью современной истории.

Но самое удивительное, что в этой книге есть еще одна, как бы «встроенная» книга ‒ альбом об искусстве средневековой книжной иллюстрации-миниатюры. Книга иллюстрирована так, как мог быть украшен настоящий средневековый фолиант ‒ кодекс, как тогда назывались книги. Здесь можно увидеть библейские сюжеты, жанровые сценки, растительные орнаменты, один из популярных средневековых сюжетов ‒ «пляску смерти», где разудалые скелеты хватают за руки богачей и бедняков и пускаются с ними в пляс. А есть и совершенно сказочные сюжеты. Вот прекрасная дама кормит единорога, а вот Эндерса и Йоса пугает страшное морское чудовище, похожее на дракона. И, мечтая о неизведанных землях, Эндерс верил, что они существуют. Эти рисунки полны понятных для человека Средневековья символов и аллюзий, которые нам еще необходимо разгадать.

Ксения Барышева

Еще о книге Анке Бер «Эндрес, сын купца. Из жизни средневекового города» рассказал Богдан Иванов в статье

«Детский игры», Питер Брейгель-ст

Младенчество

Дети средних веков и эпохи Возрождения были разделены судьбой на две категории - аристократы и простолюдины - и их жизнь была очень разной в зависимости от того, к какой группе они принадлежали. С самого рождения детей аристократии и богатого класса растили слуги, няни и воспитатели. У принца могли быть две кормилицы, четыре няни, качавших колыбель, одна или несколько горничных и прачка. Как только он начинал ходить, к нему приставляли лакеев, которые следовали за ним, следя за тем, чтобы он не упал и не порвал свою дорогую одежду. Мать не кормила его грудью, потому что грудное вскармливание, как известно, снижало шансы за зачатие, а она должна была выносить как можно больше детей для династии.

Мать простолюдина с большей вероятностью кормила своего ребенка и, следовательно, была больше к нему привязана. Но чем многочисленней была семья, тем больше было хлопот у матери, поэтому другим детям приходилось помогать с младшими и качать колыбель, менять пеленки, стирать. Уход за ребенком был долгожданной отсрочкой от работы как для матерей, так и для детей.

Малышей обоих классов постоянно пеленали, чтобы они не простудились, но, самое главное, чтобы их крошечные конечности не искривились. Кроме того, в таком положении дети реже выпадали из своих колыбелей, что, похоже, было проблемой. Местные органы власти вели учет несчастных случаев, когда вокруг шеек обвивались веревки, на которых подвешивали колыбельки, или когда дети выпадали из них и умирали. С другой стороны, считалось обычным делом оставлять ребенка одного в колыбели при условии, что его запеленали. Детям для защиты от зла надевали ожерелья из крупных коралловых бусин. Представьте себе: шнур, крупные бусины, даже еще и подвески из острых кораллов… Что страшного могло случиться?

Малыши, научившиеся ходить, были в большей опасности, так как они могли в любой момент упасть в огонь или кастрюлю с водой. Поэтому их часто «привязывали к фартуку матери» или помещали в деревянные ходунки. Сохранились даже рисунки маленьких детей на поводках или ремнях. Примерно в то же время, когда младенцев отнимали от груди, они начали есть мягкую пищу под названием тюря. Она делалась из каши, молока или хлеба, пропитанного миндальным молоком. Иногда няньки жевали пищу, а потом скармливали ее младенцам. Это было обычаем вплоть до Тюдоровских и Елизаветинских времен.

Предполагалось, что младенчество длится до семи лет. До того девочек и мальчиков воспитывали одинаково, и все они жили под опекой женщин в детской. Они играли с животными и игрушками - куклами, мячами, обручами, миниатюрной утварью и маленькими музыкальными инструментами. Но мальчикам разрешалось играть ножами, луками и стрелами, игрушечными мечами и лошадками на палочке.

Дети до подросткового возраста

В семь лет дети покидали детскую и передавались преподавателям, отправлялись в городскую школу или начинали изучать ремесло. Некоторых отсылали в школы-интернаты, где они носили длинные черные мантии поверх своей одежды в знак своей учености. Они просыпались с первыми лучами солнца, молились, умывались, одевались, ели легкий завтрак и отправились на занятия к 6 утра. В 11 часов утра они обедали в большом зале или уходили домой, чтобы поесть, если они жили в городе. Дни проходили в учебе, работе и играх. Около пяти вечера они садились за скромный ужин. Дети были освобождены от поста и других ограничений на питание, введенных церковью в это время. Но некоторые благочестивые дети могли поститься вместе со взрослыми.

Дети рано ложились спать, часто до заката, сразу после молитв. В школе-интернате они спали по двое в одной постели до четырнадцати лет, после чего они считались взрослыми и спали одни. Дети бедняков спали дома на одной кровати со своими братьями и сестрами или родителями – не только чтобы согреться, но и потому, что кровати были очень дорогими. Даже у богатых настоящие кровати предназначались лишь для взрослых. Кроватки для детей были скорее похожими на матрас из сена на подставке. После семи лет дети спали только с братьями и сестрами одного пола, собакой и парой дюжин блох. Даже дети аристократов делили свои спальни с братьями и сестрами и их слугами. Спать одному считалось странно, одиноко и грустно.

Дети, особенно до семи лет, играли на открытом воздухе совершенно обнаженными, и никого это не удивляло. Мальчики постарше плавали или играли под дождем голые, девочки - только в легкой рубашке. Мальчики также не стеснялись справлять малую нужду на улице, а большую – с моста. Девочки были скромнее – они пользовались ночным горшком или уборной. Для подтирания использовалась горсть сена или сухих листьев. Богатые могли позволить себе разрезать на салфетки старые одеяла или одежду, но, судя по всему, руки потом не мыли, несмотря на то, что мытье рук было обязательным после пробуждения, перед едой и сном.

Игры

После занятий в школе или работы по дому дети отправлялись на улицу, чтобы поиграть – одни или в компании старших детей. В основном игры были простыми: бег, прыжки, классы, пение, танцы, охота, рыбалка, бросание камней, лазание по деревьям. Дети также играли в командные игры - прятки, чехарда, прыжки, акробатика и борьба. Они играли с такими игрушками, как обручи, мячи, палочки для метания, лошади на палке, скакалки, ходули, качели, волан (бадминтон), крокет, кегли (боулинг), клош (наподобие гольфа), футбол и теннис. Дети и взрослые играли в карты, кости и настольные игры: шахматы, шашки, нарды, «мельница» и настольные игры, например, лила и криббедж. Их можно было нарисовать на земле и играть с фишками из гальки и вишневых косточек.

Для детей постарше наступала пора игр на ловкость с бабками, монетами и ножами. Дети из зажиточных семей охотились, катались на лошадях. На местных ярмарках и религиозных мероприятиях проводились соревнования для девочек и мальчиков, где лучшим вручались призы.

Снег и холод давали простор для других занятий. Дети строили снежные крепости и бросались снежками, катались на прудах и ручьях на костяных коньках, на санках - с холмов и ледяных горок. Весна приносила с собой смену погоды и возможность поиграть с новорожденными животными. Лето было порой для ловли птиц и насекомых, плавания и игр в воде, плетения цветочных венков и прогулок.

Обучение и работа

Мы склонны думать, что люди в Средние века были неграмотными, но большинство детей учились читать дома, в церковных или городских школах. До 14 века большинство школ взимали плату, пока немецкое движение за бесплатное образование не заставило многие муниципалитеты предлагать бесплатное обучение мальчикам, а в некоторых городах - и девочкам. Это рассматривалось как вклад в богатство и благочестие сообщества в целом. Девочки также учились читать дома или в монастырях. Учебником служила Библия, переведенная на местный язык.
Изучение профессии, в том числе плотнического и свечного дела, было так же важно для средневекового ребенка, как обучение чтению или математике. Как можно раньше подростки учились тому, что делали их родители, или шли в подмастерья, чтобы узнать азы другого ремесла. Некоторые молодые женщины учились пивоварному, торговому, красильному, ткацкому или акушерскому делу, но большинство девушек готовилось к управлению домашним хозяйством. Девочки учились убирать дом, готовить, управлять слугами, шить, ухаживать за детьми. Они также умели собирать лекарственные травы в лесу, делать лекарства, лечить все виды ран и даже править кости, поскольку услуги лекарей были очень дорогими. Мальчики работали со своими родственниками в полях, шахтах, конюшнях и мастерских. Сначала они могли выполнять только небольшие задания, но к тому времени, когда им исполнялось 13 лет, они могли выполнять почти любую работу в мастерской отца.

На рубеже 15-16веков появляется детский портрет как самостоятельный жанр изобразительного искусства: чудесные рисунки Леонардо да Винч и (1452-1519), Альбрехта Дюрера (1471-1528), Рафаэля (1483-1520). Автопортреты юных Рафаэля и Дюрера, портреты маленьких детей нежны и очаровательны.

Леонардо да Винчи. "Детский портрет". Королевская библиотека Виндзорского замка, Великобритания.

Альбрехт Дюрер. "Автопортрет в возрасте 13 лет". Национальный музей. Берлин.

Альбрехт Дюрер. " Набросок ребенка". 1495. Лувр.

Живописный детский портрет эпохи Возрождения имеет два типа композиции: изображение ребенка со взрослыми (таким образом художник будто бы не считал маленького человека достаточно значимым) или его изображение было единичным и выполнялось как на "взрослом" портрете, композиция обычно была поясная. Тогда, маленький человек - значительная персона, достойная изображения, со своим внутренним миром и неповторимой внешностью.

Франс Хальс. "Портрет кормилицы с ребенком". 1620, Национальный музей, Берлин.

Мы смотрим на ребенка, который жил 400, 500 лет назад, вероятно, вырос, состарился, давно умер, но на портрете он навсегда остался юным, чистым и прекрасным. Девочка никогда не превратится в скучную толстую матрону. Мальчик никогда не станет некрасивым, старым, брюзгливым человеком...

Агноло Бронзино. "Портрет молодой женщины с ребенком" . 1540-е г.г.

Агноло Бронзино. "Портрет Биа Медичи, дочери Козимо Медичи". 1542. Уфф ици.

Агноло Бронзино. "Портрет Марии Медичи". 1551. Уффици.

Представляет интерес творчество голландского художника Брайяна Бартоломеуса.

Брайян Бартоломеус. "Портрет женщины с дочкой". Фрагмент. 16 в. . Голландия.

В портретной галерее немецкого художника Лукаса Кранаха Старшего (1472-1553) - несколько детских портретов.

укас Кранах Старший. "Портрет принца Саксонского". 1517. Национальная галерея, Вашингтон.

Лукас Кранах Старшиий. "Портрет Саксонской принцессы". 1517.

Лукас Кранах Старший. "Портрет Иоганна Фридриха Великодушного". 1509.

"Портрет мальчика", написанный итальянским художником Бернардино Пинтурикки о (1454-1513). один из самых поэтичных и популярных детских портретов. Лицо мальчика выполнено так старательно, словно художник опасался упустить мельчайшую подробность его внешнего облика.

Между тем за каждым штрихом и мазком стоит уверенность мастера, прошедшего хорошую школу рисунка. Уверенно поставлена голова и построено лицо, тонко очерчены лоб, нос, глаза, подбородок. Точность рисунка позволила «донести» до зрителя такую деталь, как чуть заметно выпяченные губы. Великолепен, тонко написанный, пейзажный фон, редкий для детского портрета этого периода.

Ганс Гольбейн Младший. "Портрет Эдварда, принца Уэльского" .1539.

Детские портреты работы немецких художников Ганса Гольбейна Старшего (1460-1525) и Ганса Гольбейна Младшего (1497-1543) отличает психологизм и виртуозная техника исполнения.

Ганс Гольбейн Младший. "Портрет принца Эдварда". 1543.

Великий Рембрандт Харменс ван Рейн (1606-1669), представитель Золотого века в голландской живописи, был автором большого количества портретов и парадных и камерных. Детские портреты сына Титуса - одни из самых трепетных и нежных. Рембрандт не был типичным художником, он не стремился к иллюзорной передаче материальности изображаемых предметов (типичные качества голландской живописи) или только к передаче сходства модели в портрете.

Рембрандт. "Портрет Титуса".

Его больше привлекал конфликт света и тени, настроение модели. На золотых, мерцающих полотнах Рембрадта (как будто пространство внутри картины освещает свеча, пламя которой колеблется) высвечивается лицо, руки, часть фигуры, остальное - не досказано, погружается в тень, тает в пространстве, исчезает...

Рембрандт. "Портрет Титуса".1655г

Рембрандт. "Семейный портрет". 1666-68гг

Рембрандт. "Девочка у окна". 1645.

Питер Пауль Рубенс (1577-1640) - гениальный фламандец, яркий представитель стиля барокко, соединивший в своем творчестве тончайшую колористику венецианской школы живописи, барочную выразительность и изощренность, а так же фламандский реализм и конкретность. Портреты, выполненные Рубенсом многозначны, колоритны, образы в большей степени типизированные.

Питер Пауль Рубенс. "Портрет Клары Серены Рубенс". 1616.

У Рубенса яркий стиль и выразительный творческий почерк, любимые женские образы. Мазок Рубенса мощный и дерзкий (почти импрессионистический в портрете "Елены Фоурмен с детьми"), может быть деликатным и нежным, тонко прописывать красочный слой, виртуозно передавая нежность светлой кожи, блеск больших глаз, шелковистость локонов.
Детские портреты (дети художника) выполнены реалистично, с большой долей тщательности и любви к изображаемой натуре.

Питер Пауль Рубенс. "Портрет Николаса". 1616.

Питер Пауль Рубенс. "Портрет художника с Еленой Фоурмен и сыном". 1639г

Франс Хальс (1580-1660) - известнейший голландский художник, великолепный жанрист и портретист.

Франс Хальс. "Портрет детей". 1620.

Для семейных и детских портретов Хальс часто выбирал романтический пейзажный фон. В работах Хальса нет лоска и аристократизма, зато есть естественность и теплота человеческих взаимоотношений.

Франс Хальс. "Поющая девочка"

Фламандский художник Корнелис де Вос (1585-1651) создал галерею удивительных портретов, среди которых значительное место занимает семейные и детские портреты.

Корнелис де Вос. "Семейный портрет". 1631.

Корнелис де Вос. "Портрет детей художника". 1622.

Этот спписок можно продолжать бесконечно.Поставлю ещё несколько портретов,возможно уже знакомых нам.

Соломон де Брей (1597-1664). "Двойняшки Клара и Альберт де Брей". 1646.

Корнелис де Вос. "Портрет семьи художника". 1630-35. Гент.

Антонис Ван Дейк. "Портрет Вильгельма Оранского и Генриетты Марии Стюарт ". 1641

Источники.

http://leonardo-studio.livejournal.com.s30.wbprx.com/8912.html

http://leonardo-studio.livejournal.com.s30.wbprx.com/9354.html

Археологи все чаще задаются вопросами, далекими от доисторических эпох. Как жили, чем болели и от чего умирали дети в Европе в Средние века? И насколько лучше они жили после завершения «варварского» Средневековья и прихода просвещенного Нового времени? Как получить информацию о жизни и смерти детей по отдельным хрупким косточкам, разбросанным по огромным территориям? На эти вопросы пытается дать ответ известный британский биоархеолог, специалист по останкам и погребениям Ребекка Гаулэнд (Rebecca Gowland).

Когда кончается детство

Хотя дети составляли от 45 до 65 процентов большинства древних обществ (до XIX-XX века), для историков и, в частности, археологов их мир все еще остается слепым пятном. Младшие члены общества были обычно лишены своих пространств, социальных сетей и развитой материальной культуры. Задача исследователей усложняется еще и тем, что в Средние века детство не считалось периодом особой заботы о ребенке, его здоровье и развитии.

Кроме того, биологический возраст в древности соотносился с социальным не так, как сейчас. Например, под действие законов церкви и государства ребенок попадал с 10-11 лет, работал подмастерьем с семи-восьми лет, а в 14 считался полностью взрослым.

Но это внешние рамки. Что касается внутреннего содержания детства, то первый его этап был связан с кормлением грудью, второй - с самостоятельной игрой в доме и во дворе, а также с базовым воспитанием (повиновение родителям, христианские заповеди, местные обычаи и нормы этикета). Примерно с шести лет средневековые дети начинали контактировать с миром взрослых: мальчики одевались и вели себя иначе, чем девочки, на них возлагалось больше ответственных домашних обязанностей.

Даже игры становились более взрослыми и суровыми: драки стенка на стенку, борьба, кости и шахматы. Примерно тогда же мальчиков впервые допускали к участию в охоте и поощряли играть в войну, стрелять из лука. Грамоте, не говоря уж о других науках, мало кто учился: для большинства детей, и особенно девочек, образование ограничивалось овладением ремеслом родителей и других родичей.

Однако в брак в Средние века вступали достаточно поздно - в 16-20 лет (ранние браки, с 12 лет, допускались, но церковью не одобрялись). Именно поздний возраст вступления в брак, особенно у мужчин, создавал избыток буйной молодежи, которая изрядно добавляла насилия средневековому обществу.

Где подстерегает смерть

Многочисленные опасности сопровождали детей с самого рождения. Если они не умерли при родах и в первые месяцы жизни (такова была судьба от четверти до трети всех детей), то их подстерегала смерть от удушья или случайных травм. А тесное пеленание младенцев тормозило рост (дефицит солнечного света способствовал рахиту).

В крестьянских домах было несколько комнат и тут же - помещение для скота. Как только дети вставали на ноги, резко возрастал риск получить травму. Многих лягали, кусали и затаптывали домашние животные. Как свидетельствуют отчеты коронеров и жития святых, чаще всего дети погибали от удушья, ожогов от кипятка, падения с высоты и утопления (другие причины, а также места смерти указаны на схеме).

Но средневековые письменные источники фрагментарны и ненадежны. В поисках более серьезных данных ученые обращаются к палеопатологии - изучению травм и болезней древних людей по их останкам. А кости детей - по сути останки невыживших, не способных достичь зрелости - могут немало рассказать о здоровье матерей, практике акушерства и грудного вскармливания и детских болезнях.

Палеопатологи сталкиваются со многими проблемами, подчас неразрешимыми. Одни и те же поражения костной ткани вызываются различными болезнями - например, хрупкой и губчатой ткань становится из-за рахита, анемии, а также дефицита витамина С. Быстрый рост и заживление костей в детстве почти не оставляет следов от травм. До наступления совершеннолетия невозможно однозначно отличить скелеты мальчиков и девочек. Наконец, преобладание органических веществ в детских костях ускоряет их разложение в почве. Ученым, работающим с сохранившимися до сегодняшнего дня останками, приходится быть крайне осторожными с выводами о болезнях и смертности.

Черная смерть помогла

Чтобы установить значимые закономерности, Гоулэнд и ее коллеги попытались собрать максимум данных о детских останках на территории Англии, Шотландии и Уэльса за 1000-1700 годы. В статьях и докладах археологов, а также в базах данных была собрана информация о 4647 захоронениях - с сельских и городских кладбищ, монастырей, приходских церквей.

Скелеты поделили на три возрастных группы, адекватно отражающие средневековые границы детства, отрочества и юности: от рождения до пяти лет, от шести до 11, и от 11 до 16 лет. Несмотря на доминирование монастырских (характерных для высших слоев общества) и городских погребений (из-за того, что большая часть раскопок сейчас проводится в городах), археологи уверены, что им удалось получить относительно полную картину. Особое внимание они уделяли патологиям, лучше всего отражающим условия жизни человека: цинге, рахиту, остеомиелиту, остеохондрозу, туберкулезу, сифилису, переломам и травмам черепа, пародонтозу и некоторым другим. Археологи оценили распространенность той или иной патологии, а также среднее количество больных (из-за травм, инфекционных и других болезней) в разные века.

Изображение: public domain

Вопреки стереотипам, дети не умирали в муках (или, наоборот, не хвастались завидным здоровьем) все Средние века - смертность и заболеваемость постоянно менялись, в зависимости от исторических процессов. С XII по XIV века следов хворей и трудной жизни на костях становилось все больше - население страны (да и всей Европы) росло, еды не хватало, а в перенаселенных городах и городках вспыхивали эпидемии. Хуже всего было в первой половине XIV века, когда к этим бедам добавилась серия неурожаев («Великий голод »).

Однако черная смерть (выкосившая больше трети европейцев эпидемия чумы) парадоксальным образом исправила положение: реальные доходы выросли вдвое, безработица исчезла на много десятилетий, да и дефицит продовольствия остался в прошлом. Состояние костей (то есть здоровье их обладателей) в 1350-1500 годах поразительно стабильно, несмотря на все несчастья Столетней войны и гражданского конфликта («Войны Алой и Белой Розы»). Значит, климат и экономическая стабильность больше влияют на жизнь населения, чем общественно-политические пертурбации!

Умиротворение страны и мудрая налоговая политика Генриха VII вознесли королевство к процветанию: высокие доходы, богатые урожаи, щедрые пожертвования в пользу бедных, низкая арендная плата за землю. Заболеваемость стремится к минимуму - и среди взрослых, и среди детей.

Смертоносная Реформация

Однако после 1540 года число больных и рано умерших детей резко вырастает. Ученые видят тому только одну причину: Реформация. При всей прогрессивности церковной политики Генриха VIII и Елизаветы I - создание национальной церкви и богослужения на английском языке, повышение грамотности и религиозной активности населения - реформа нанесла сильный удар по благосостоянию общества.

В Средние века именно католическая церковь фактически отвечала за социальную защиту населения - никаких законов на эту тему английский король не издавал. Материальная помощь бедным и больным провозглашалась обязательным условием спасения от ада после смерти. В 1500 году пять процентов населения, живущие за чертой бедности, выживали только за счет церковного подаяния. Лечились бедные в больницах при монастырях, и при них же воспитывались сироты.

Все эти неблагоприятные процессы не замедлили сказаться на здоровье детей. Среди младенцев учащаются случаи рахита - видимо, из-за того, что вынужденные усиленно трудиться матери дольше пеленали их (чтобы носить на себе в поле). У детей 6-11 лет наблюдается усиленный рост околохрящевых костей - признак участившихся травм, связанных с необходимостью работать с раннего возраста. У подростков же в XVI веке характер травм стал таким же, как у взрослых: еще один индикатор необходимости трудиться без скидок на возраст. Наконец, больше признаков кариеса (в рационе детей стало меньше мяса и молочных продуктов, увеличилась доля хлеба).

Ученые еще раз показали: конец Средневековья, Реформация и Великие географические открытия не были для Европы «лучом света в темном царстве». Напротив, дети, самые уязвимые члены общества, лишились милостыни, детских домов, да и возможности получить бесплатное монастырское образование. Реформация привела к более серьезным колебаниям в состоянии здоровья, чем все неурожаи, климатические сдвиги и экономические неурядицы прошлых веков. Только к XVII веку, когда общество и государство немного адаптировалось к «шоковым» условиям, ситуация начала выправляться - но Британию ждало еще почти целое столетие жестоких конфликтов.

Индивид и социум на средневековом Западе Гуревич Арон Яковлевич

Детство в Средние века?

Детство в Средние века?

«Индивидом рождаются, личностью становятся, индивидуальность отстаивают», - эти слова психолога, уже приводившиеся выше, указывают на то, что личность представляет собой величину динамическую, меняющуюся на протяжении жизни человека. Поэтому было бы важно попытаться проследить, насколько возможно, как подобные изменения происходили в Средневековье и, соответственно, как они осмыслялись людьми той эпохи. В центре нашего внимания будут категории младенчества, детства и отрочества.

О возрастах человеческой жизни размышляли многие средневековые авторы, следуя, как правило, античным образцам, однако интепретируя их в духе христианской символики. В ходу были самые разные схемы, взаимно дополнявшие друг друга либо находившиеся в известном противоречии между собой. Все эти построения были чрезвычайно абстрактны и весьма отдаленно связаны с реальными наблюдениями. Эти теории неизменно основывались на символике чисел.

Трехчленная схема выделяла естественные этапы в жизни человека - рост и созревание, зрелость и упадок (augmentum, status, decrementum). Эти стадии образовывали своего рода арку или дугу. Следуя восходящей к Аристотелю схеме, Данте в «Пире» указывает, что наиболее совершенный возраст, когда раскрываются все внутренние способности человека, лежит между тридцатью и сорока годами. Намного раньше папа Григорий Великий установил связь между возрастами человека и определенными моментами христианской литургии. Согласно распространенной интерпретации три евангельских волхва (мага), пришедшие поклониться новорожденному младенцу Иисусу, в свою очередь символизировали фазы человеческой жизни.

Наряду с трехчленной, была распространена четырехчленная схема. Уже Пифагору приписывалась мысль о соответствии жизненных фаз временам года. Эта же мысль была многие столетия спустя положена в основу произведения автора XIII века Филиппа Новарского «Четыре возраста человека». У Гиппократа и его последователей была заимствована теория, согласно которой каждой фазе жизни соответствует тот или иной темперамент (гумор), определяемый соотношением важнейших четырех состояний организма человека (влажности, сухости, тепла и холода). Согласно этой теории, возрастные характеристики были связаны с определенными физиологическими состояниями. Вместе с тем человек-микрокосм был плотно включен в мировую схему макрокосма, поскольку четыре возраста его жизни, характеризующиеся преобладанием того или иного гумора, соответствуют основополагающим элементам мира (вода, огонь, воздух, земля).

Однако можно заметить, что каждый из возрастов представляет собой статичное состояние. Упор в этих классификациях делался не на процесс перехода от одного возраста к другому, а на характеристику каждого из них, рассматриваемого изолированно.

Библейско-христианские мотивы особенно ощутимы в схеме человеческих возрастов, опирающейся на цифру 6. Мир сотворен в течение 6 дней, историю рода человеческого делят на 6 этапов (от Адама до Ноя, от Ноя до Авраама, от Авраама до Давида, от Давида до Вавилонского пленения, от Вавилонского пленения до Рождества Христова и от Рождества Христова до конца времен). Петр Абеляр усматривал прямое соответствие шести дней творения шести возрастам человека. Эта восходящая к св. Августину схема наложила неизгладимый отпечаток на средневековую мысль. Мы встречаем ее у Исидора Севильского (VI–VII века), в XII веке-у Гонория Августодунского и Ламберта Сент-Омерского, а в XIII веке - у Варфоломея Английского и Винцента из Бовэ. Роберт Гроссетест (Большеголовый) шел дальше и стремился установить связь между возрастами человека и умственным его состоянием: свет сознания проникает в душу новорожденного, сочетание воли и разума характерно для состояния зрелости, тогда как в старости человек достигает божественной мудрости.

Естественно, сакральное число 7 не могло не использоваться в схемах человеческих возрастов. Подчеркивали символическое соответствие числа 7 числу планет, семи звездам, определяющим смену времен года, семи добродетелям и семи грехам, семи тонам григорианского хорала, наконец, семи возрастам человека: младенец (puerulus) до 7 лет, ребенок (рuеr) - до 14 лет, подросток (adolescens) - до 21 года, молодой человек (iuvenus) - до 35 лет, муж (vir) - до 49 лет, пожилой (senior) - до 63 лет и старик (senex) - до 98 лет. Вслед за Птолемеем западные авторы, начиная с XII века, придерживались взглядов, согласно которым отдельные планеты оказывают влияние на жизнь человека на разных ее этапах.

Из новых символических интерпретаций, привнесенных Поздним Средневековьем, можно отметить внимание к параллелизму между двенадцатью месяцами года и соответствующими периодами жизни. Согласно поэме «Изображения двенадцати месяцев» («Les Douze mois figurez», XIV век), каждому месяцу года соответствует шестилетний период жизни, и полный цикл насчитывает 72 года.

Вновь подчеркнем: все эти схемы человеческих возрастов не столько отражали наблюдения над реальным течением человеческой жизни, сколько исходили из отвлеченных схоластических выкладок. Они не учитывали психических особенностей индивида на разных этапах его жизни и, в частности, не обращали особого внимания на специфику детского возраста 1 . Эти натуралистические теории, унаследованные от Античности, были перетолкованы в Средние века в духе истории Спасения.

Духовный мир человека в изображении средневековых авторов неподвижен и дискретен. В центре их внимания находится не эволюция характера, приводящая к качественным сдвигам, а последовательность возрастных состояний, кажущихся не связанными между собой. Поэтому, кстати, в биографиях и рудиментарных автобиографиях, написанных в ту эпоху, детство, за редкими исключениями, каковым была «De vita sua» Гвибера Ножанского (о ней подробнее пойдет речь ниже), игнорируется.

Впрочем, отдельным авторам не были чужды обобщения, продиктованные, хотя бы отчасти, жизненными наблюдениями. В проповеди Юлиана из Везеле читаем: «За детством следует отрочество, чувствительный и недисциплинированный возраст, подверженный удовольствиям, когда кажется, что добродетель трудна и недоступна. Жажда разных утех терзает еще наивную душу, и если этому чувству удается душой овладеть, то она становится скопищем постыднейших пороков. /Отрочество/ неустойчиво, оно не слушает ни разума, ни советов, но подвержено дуновению малейших искушений, оно подвижно и ветрено. Сегодня оно хочет одного, завтра другого, сегодня любит, завтра ненавидит» 2 .

Такова была теория, но что мы знаем о практике? Высокую рождаемость сопровождала высокая детская смертность. Из автобиографических записок немецкого рыцаря Михеля фон Эйенхайма (нач. XVI века) явствует, что из девяти его детей пятеро умерли в младенчестве, соответственно спустя 10 часов, 13 дней, 13 недель и год (двое) после рождения. На семейных портретах этого периода нередко изображен глава семьи в окружении детей, по правую руку - живых, по левую - умерших, и последние подчас численно преобладают 3 .

Причины высокой смертности заключались в отсутствии должных гигиенических условий, пренебрежении к жизни младенца, нередко вызываемом суровыми материальными условиями и частым голодом. Средняя продолжительность жизни оставалась в ту эпоху низкой, и смерть была близко знакома средневековому человеку. В бедных многодетных семьях новорожденный мог стать обузой, и детоубийство, особенно в Раннее Средневековье, не было редкостью. На скандинавском Севере языческий обычай «выносить» детей, т. е. оставлять их вдали от дома на гибель, сохранялся некоторое время даже после принятия христианства. Обрекали на смерть больных и слабых младенцев, в особенности девочек. Ребенок получал право на существование лишь после того, как отец клал его к себе на колени и смачивал водой его лоб.

Детство было относительно коротким, и ребенок рано приобщался к миру взрослых. При этом сплошь и рядом его отрывали от родителей. У германцев был распространен обычай отдавать ребенка на воспитание в чужую семью. Этот обычай был обусловлен стремлением устанавливать и поддерживать дружеские и союзнические связи между родовыми группами и семьями. Подобные отношения складывались прежде всего в среде знати.

Такого рода обычаи оставались характерными и для последующего периода. Сын рыцаря с малых лет переходил в другую рыцарскую семью с тем, чтобы в ней приобрести навыки, необходимые для воина благородного происхождения. Отношения между воспитанником и воспитателем нередко были более тесными, нежели отношения между сыном и отцом. Многих детей обоего пола отдавали в монастырь, тем самым обрывая их родственные связи с собственной семьей; это касалось прежде всего тех сыновей, которые не могли рассчитывать на получение отцовского наследства (феод не дробился и передавался старшему сыну), и дочерей-бесприданниц.

Детей отдавали на воспитание также и в городской среде. Сын ремесленника делался учеником (фактически слугой) в семье другого мастера. Очень часто он подвергался тяжкой эксплуатации и дурному обращению. Некоторыми цеховыми статутами мастеру специально вменяется в обязанность «мягко» обходиться с учениками и уж если бить их, то не по голове 4 .

Ребенок не был центром семейной жизни. Его положение в семье во многих случаях было отмечено бесправием, его жизнью и смертью полновластно распоряжался отец. Ф. Арьес характеризует средневековую цивилизацию как «цивилизацию взрослых» 5 . Действительно, ребенок не воспринимался в качестве существа, обладающего специфической психикой и, соответственно, нуждающегося в особом к себе отношении, - в нем скорее видели маленького взрослого. Если верить исландским сагам, мальчики, даже малолетние, нередко оказывались способными отомстить за своих убитых отцов (девочки авторами саг почти вовсе игнорируются). Совершенный подростком акт кровной мести воспринимался сородичами и окружающими как своего рода инициация, которая повышала статус человека, достойно отомстившего за Убитого, и обеспечивала ему общественное уважение.

Ребенок не отличался от взрослого своей одеждой, она была лишь скроена по его росту. Как явствует из произведений искусства, художники не умели адекватно изображать детские лица, и это неумение опять-таки свидетельствует об отсутствии интереса к детству. По мнению Арьеса, для Средневековья не характерна педагогика, учитывающая особенности детской психологии. Констатация этих фактов побудила некоторых историков сделать вывод, будто в Средние века отсутствовала родительская любовь. Арьес указывает на то, что поскольку ребенком пренебрегали и не занимались специально его воспитанием, то, естественно, к нему не применялись те строгие педагогические меры, которые утвердятся позже, когда наступит пора всеобщего образования. По мысли Арьеса, ребенок в средневековом обществе рос как дичок и не подвергался ни обузданию, ни воспитанию.

Возникает вопрос: насколько обоснованны и убедительны подобные утверждения? С одной стороны, заключения Арьеса имеют под собой определенные основания, с другой - едва ли их можно абсолютизировать. Вопросы воспитания и обучения многократно обсуждались средневековыми церковными, а позднее и светскими авторами, что вполне естественно, если принять во внимание неизменную дидактическую направленность теологии и литературы 6 . Однако при этом нужно учесть, что христианская дидактика касалась не столько специально детей, сколько всех верующих: в ее основе лежала забота о спасении души и преодолении греховных наклонностей человека. В этом общем контексте рассматривалось и поведение детей.

Отношение к ним христианской церкви было двойственным. С одной стороны, на ребенке лежит печать первородного греха: так, в постановлениях Аахенcкого собора 816 года детство называется «возрастом распущенным и склонным ко греху», и этот постулат находится в полном соответствии со взглядом на детство св. Августина и Григория Великого 7 . С другой стороны, отцы церкви подчеркивали невинность и чистоту души ребенка, ссылаясь на известные слова Христа: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное» (Мф. 18:3). В «Этимологиях» Исидора Севильского термин «puer» толкуется как производное от pueritas (чистота). В раннесредневековых литературных и изобразительных памятниках часто возникает тема невинно убиенных младенцев - жертв царя Ирода; 28 декабря отмечается день невинно убиенных младенцев, а начиная с XI–XII веков нередко «находили» их мощи 8 .

Археологами обнаружены детские захоронения, относящиеся к каролингскому времени. В могилах младенцев найдены предметы домашнего обихода и игрушки. Нередко детские могилы были расположены в непосредственной близости от жилищ. То, что такого рода захоронения становятся частыми в VIII–X веках, Д.Александр-Бидон связывает с более глубокой христианизацией населения Галлии 9 . Церковные моралисты уже в Раннее Средневековье стремились внести в суровую действительность семейных отношений варваров новые элементы, связанные с необходимостью религиозного воспитания.

Вопреки утверждениям Арьеса, существует немало свидетельств того, что средневековые люди вовсе не были лишены чувства любви и привязанности к своим детям, что о них заботились и занимались их воспитанием. От IX века сохранились письма франкской знатной женщины Дуоды, в которых она выражает материнскую заботу о своем сыне, живущем на чужбине 10 . Был распространен литературный жанр «зерцал» (specula): отец всячески наставляет сына, давая ему разнообразные полезные советы, следуя которым, тот сможет избежать многих ошибок и невзгод. Обычно - это королевские «зерцала»; однако, как правило, отцовские наставления не адресованы конкретному лицу и имеют обобщенный характер. Таково, в частности, и сочинение Абеляра, содержащее поучения его сыну Астролябию.

Естественно, в имеющихся источниках сохранилось меньше сведений об отношениях между родителями и детьми в среде простонародья. Тем не менее такие указания иногда тоже встречаются. Известны случаи, когда матери усердно заботились о выживании своих хилых младенцев, даже прибегая к магическим средствам. Французский инквизитор Этьен де Бурбон (сер. XIII века) оставил свидетельство о возмутившем его крестьянском культе св. Гинефора, оказавшегося борзой собакой. На могилу этого «святого» крестьянки из местности близ Лиона приносили своих больных новорожденных для исцеления 11 .

В протоколах инквизиции, представители которой, расследуя дела о ереси альбигойцев, опросили население пиренейской деревни Монтайю в начале XIV века, сохранилось немало высказываний матерей об их детях: они тяжело переживали их болезни и смерть. Особенно трагично звучат рассказы матерей, которые должны были смириться с властью мужей-катаров: эти манихеи, воспринимавшие земной мир как дьявольское порождение, по-своему желали добра своим детям, ибо, лишая их пищи и тем самым обрекая на голодную смерть, они заботились о скорейшем освобождении души ребенка от грешной плоти. Для матерей же, подчас настроенных не столь фанатично, созерцание умирающего ребенка было невыносимо, и они с душевной болью рассказывали инквизиторам о своих переживаниях 12 .

В этот период для отдельных авторов проблема воспитания ребенка стала приобретать большее значение, нежели прежде. Традиции интерпретации детства, до того сохранявшие некоторую обособленность одна от другой - античная, раннехристианская, варварская и та, что опиралась на рыцарский этос, - отныне сближаются и переплетаются. В этом отношении показательно сочинение Филиппа Новарского. Хотя он и заявляет, что строит свои поучения относительно воспитания детей исходя из личного опыта («тому, кто это написал, исполнилось 60 лет», и, многое претерпев, он чувствует себя обязанным научить других) 13 , Филипп в основном остается в русле общей морально-религиозной сентенциозности. Он разделяет точку зрения, восходящую еще к Августину, согласно которой маленький ребенок - существо, изначально несущее на себе проклятие первородного греха, а потому склонное к неповиновению и дурным поступкам. Последние требуют от родителей суровости и строгости, и Филипп Новарский всячески подчеркивает целительную роль наказания. Попустительство воспитателей может привести к тому, что, достигнув определенного возраста, человек закоснеет в своих преступных склонностях. Автор ссылается на распространенный exemplum, повествующий о молодом человеке, пристрастившемся к воровству. Перед казнью, к которой он был приговорен за содеянные им кражи, юноша пожелал попрощаться со своим отцом, обменявшись с ним последним поцелуем. Вместо этого, однако, он откусил ему нос. Он объяснил судье, что таким способом «отблагодарил» отца за потакание его дурным наклонностям: тот никогда не наказывал его и не придавал серьезного значения непотребному его поведению 14 .

Взгляды Филиппа Новарского пронизаны сословным духом: по его мнению, сына рыцаря надо растить иначе, чем сына простолюдина. Он рекомендует как можно раньше начинать приобщение ребенка к профессии, соответствующей его сословному статусу. Одновременно подчеркивается различие в обучении мальчиков и девочек 15 . Филипп, естественно, отдает пальму первенства детям мужского пола, тогда как девушек, с его точки зрения, следует готовить к браку и к тому, чтобы они находились в подчинении у мужа. «Детство есть фундамент жизни, - пишет Филипп Новарский, - и только на хорошей основе можно воздвигнуть большое и добротное строение» 16 . Для достижения этого нужно настойчиво трудиться.

В одной из проповедей немецкий францисканец Бертольд Регенсбургский (XIII век), в свою очередь, рассуждает о родительских заботах 17 и, в частности, задается вопросом, почему в семьях богатых людей дети чаще болеют и раньше умирают, нежели в семьях бедняков. Уподобляя желудок котелку с пищей, стоящему на очаге, он говорит, что из переполненного котелка похлебка вытекает и гасит огонь. В богатых и знатных семьях часто бывает так, что разные родственницы бестолково и слишком часто пичкают младенца, в результате чего он болеет и даже может умереть; бедные же люди кормят детей умеренно. Впрочем, соображения о большем благополучии детей бедняков остаются на совести проповедника, ибо голод и недоедание были повседневным явлением.

Люди Средневековья по-своему заботились о своих детях, но эти заботы далеко не всегда получали одобрение церкви. Как явствует из высказываний или не менее красноречивых умолчаний в жизнеописаниях Отлоха, Абеляра, Бернара и других духовных лиц, первейшая нравственная цель христианина - любовь к Богу, и привязанность детей к родителям или родителей к детям не должна вступать в противоречие с этой заповедью. Принятие обета монашества ведет к разрыву родственных связей. Человек, который всячески стремится приумножить свои богатства, не гнушаясь ростовщичеством и иными не одобряемыми церковью способами, может погубить души своих детей и более отдаленных потомков, получивших его греховное наследство. Надлежало печься не столько о физическом здоровье ребенка, сколько о его душе. В записках флорентийского купца Джованни Морелли (начало XV века) встречаются в высшей степени впечатляющие страницы, посвященные его первенцу, рано умершему сыну Альберто, к которому он был нежно привязан и который умер в детстве. Морелли подробно описывает агонию ребенка. Как христианина, его особенно мучает воспоминание о том, что он, надеясь на чудо, на то, что ребенок выживет и не покинет этот мир, до последнего момента откладывал причастие, без которого Альберто и скончался. Считалось, что, не приняв отпущения грехов, душа ребенка не могла получить доступа в рай. По признанию Морелли, он в течение года после смерти сына жестоко терзался мыслью о том, что душа невинного мальчика оказалась в аду. Лишь через год, день в день после смерти ребенка, Морелли было ниспослано видение, из которого явствовало, что Господь смилостивился, и Альберто получил отпущение грехов. Эти страницы пронизаны глубокой отцовской любовью, привязанностью Джованни и его жены к маленькому мальчику, которого они так трагически и безвременно потеряли 18 .

Даже безгрешный младенец не мог, согласно тогдашним убеждениям, получить доступ в Царствие Небесное, если он не был крещен. Соответственно, страх, вызываемый опасением, что новорожденный может умереть без крещения, был широко распространен. Нередко старались возвратить в этот мир уже бездыханного младенца, для того чтобы немедленно опрыскать его святой водой. Фактически крещение производилось уже над трупом ребенка.

В средневековой литературе можно найти указания на конфликты между родителями и детьми. В центре упоминавшейся выше немецкой поэмы Вернера Садовника «Майер Хельмбрехт» (XIII век) - трагический разрыв между добропорядочным крестьянином и его сыном, вознамерившимся возвыситься и стать рыцарем, приводит к гибели этого выскочки. Дидактические «примеры» (exempla) того же времени неоднократно высмеивают и осуждают сыновей, которые дурно обращаются со своими старыми отцами, отказывая им в одежде и пище и даже подвергая их побоям 19 . Расторжение взаимной привязанности детей и родителей рассматривается Боккаччо как неслыханное и роковое разрушение основ жизни: в разгар чумы в середине XIV века дети, по его свидетельству, бросали своих больных родителей, а родители не оказывали помощи пораженным «черной смертью» детям.

Повторим: детство в Средние века не было долгим. Ребенок с малых лет приобщался к жизни взрослых, начинал трудиться или обучаться рыцарским занятиям. То, что подчас его рано отрывали от семьи, не могло не наложить отпечатка на его психику. Нравственные и бытовые условия были таковы, что дети могли быть свидетелями сексуальной жизни родителей (семья нередко спала в одной постели). Детей не избавляли и от зрелищ жестоких публичных казней. Уже в относительно раннем возрасте ребенок нес полную уголовную ответственность за правонарушения, вплоть до смертной казни. Нередко по воле родителей заключались браки между детьми, половое созревание которых еще полностью не завершилось (канонический возраст вступления в брак для девочек - 12 лет, для мальчиков - 14 лет). Это было особенно характерно для коронованных особ и высшей знати, представители которой в первую очередь были заинтересованы в укреплении союзов в своей среде и не принимали в расчет личных привязанностей и чувств детей, вступавших в брак. Посвящение в рыцари происходило по достижении 15 лет, хотя к этому возрасту подросток еще не обладал физической силой, достаточной для свободного владения оружием и ношения тяжелых доспехов 20 .

Лишь незначительная часть населения заботилась об образовании своих детей. Ни рыцари, преданные воинским занятиям, ни крестьяне и мелкие ремесленники, поглощенные повседневным трудом, не были ориентированы на книгу. Свои знания ребенок получал преимущественно не от школьного учителя, а непосредственно из жизни, из фольклора и молвы. Несколько иначе дело обстояло в среде купцов, которые вследствие особенностей своей профессии заботились о том, чтобы их наследники умели читать и писать и были знакомы с арифметикой. Школа лишь постепенно получила известное распространение, хотя и к концу средневековой эпохи большинство населения, в особенности сельского, оставалось неграмотным 21 .

Французский аббат Гвибер Ножанский, в противоположность другим авторам «автобиографических» сочинений, ничего не сообщавших о своем детстве, подробно на нем останавливается и рассказывает, в частности, о нанятом его матерью учителе: тот любил его и «из любви» жестоко наказывал, хотя Гвибер, с младенчества предназначенный к духовному званию, был весьма усерден в учении.

Из этих разрозненных примеров мы могли убедиться в том, что детство трактовалось в Средние века чрезвычайно противоречиво. Одни авторы его по существу игнорируют, тогда как другие вовсе не склонны обходить его молчанием и даже способны сделать конкретные наблюдения, не лишенные жизненности. Соответственно, установки в отношении к ребенку были двойственны. С одной стороны, в нем видели существо, которое еще нужно «цивилизовать», подавляя в нем злое начало. С другой стороны, душу ребенка расценивали как менее отягощенную грехами, и поэтому, например, на детей во время печально известного детского крестового похода (1212 г.) возлагали те надежды на освобождение Гроба Господня, которые не в состоянии были оправдать взрослые 22 .

Во второй период Средних веков начинается известная переоценка детства. В частности, ее можно усмотреть в утверждении культа Христа-Младенца. В житийной литературе складывается представление о sancta infantia - святой с самого младенчества или еще в утробе матери проявляет свои исключительные качества Божьего избранника (в частности, будущий святой постится, отказываясь по определенным дням от приема материнского молока). Puer senex - ребенок, который от рождения обладает мудростью старца, - таков один из распространенных топосов агиографии 23 .

Таким образом, вопреки разрозненности и относительной бедности содержащихся в средневековых источниках сведений о детстве, нет никаких оснований для утверждения, будто бы этот начальный этап человеческой жизни игнорировался либо получал сплошь негативную оценку. Арьесу, несомненно, принадлежит заслуга постановки вопроса о детстве в контексте картины мира людей Средневековья и начала Нового времени. Не случайно его книга «Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке», впервые опубликованная в 1960 году, породила живую дискуссию среди историков и сосредоточила их внимание на этой проблеме, существенность которой не может внушать сомнения. Иное дело - общие построения и выводы этого историка. Как и в другом своем не менее знаменитом исследовании «Человек перед лицом смерти», в котором он рассматривает противоположный полюс человеческой жизни, Арьес высказывает немало ценных замечаний, но вместе с тем, к сожалению, не стремится подтвердить их скрупулезным анализом источников. Реальность же, как и восприятие и оценка детства, были более многоплановыми и даже противоречивыми. Здесь мне хотелось бы подчеркнуть: детство и отрочество с их особенностями вовсе не ускользали полностью от взора людей средневековой эпохи. Духовные лица и миряне, моралисты и теологи, законодатели и проповедники в ходе своих рассуждений нередко затрагивали тему детства. Но, как правило, они не были склонны видеть в нем связного и своеобразного жизненного процесса, что вновь возвращает нас к размышлениям о том, как осознавались в Средние века личность и индивидуальность.

6. Средние века Показав лучшие свои стороны, историк Дельбрюк немедленно раскрывает себя и с наихудшей стороны. Он не хочет признавать внутреннего разложения Римской мировой империи - ни хозяйственного, ни духовно-морального ее упадка; по его мнению, она оставалась